Дети лампы. Книга 3. Джинн и Королева-кобра - Филип Керр

— В своем воображении вы должны представить отсутствие чашки и блюдца как часть реальности, — сказала Филиппа, цитируя слова Нимрода. Именно это говорил он им с Джоном, когда они только начинали пользоваться джинн-силой. — Отсутствие предмета — это некое допущение, и оно укладывается в рамки логики. Логика допускает любые возможности. Как только вы это представите, надо произнести слово-фокус. Вот на этом и сконцентрируйтесь.

— Ага, — сказал гуру, — значит, если я хочу заставить чашку исчезнуть, я просто должен ясно представить, что ее нет. А потом произнести свое слово. Так, что ли?

— Что можно представить, то можно сотворить, — провозгласила Филиппа.

Гуру улыбнулся.

— Начинаешь проповедовать не хуже меня.

— Точно, — сказал Дыббакс. — Сделал из нее идиотку.

— Не отвлекай, — велел гуру. — А то заморожу, как тех двоих.

Он кивнул на Нимрода с Ракшасом, которые по-прежнему лежали на койках в состоянии криогенного сна, точно мумии в древнем мавзолее. Вокруг них курился холодный туман, и можно было легко представить, что они недавно вывинтились из лампы или бутылки.

Нахмурившись, гуру предельно сосредоточился на чашке и блюдце. Прошла почти минута. И наконец он произнес слово. Детям показалось, что это просто сочетание звуков вроде:

— ФЕННИМОРВАКСПЛАМПЕРТОН. (Возможно, и существует слово, которое звучит как ФЕННИМОРВАКСПЛАМПЕРТОН, но ни в Оксфордском словаре английского языка, ни даже в Оксфордском словаре языков Индии такого слова нет.)

И тут — дети, конечно, не очень удивились, но сам гуру и его санитары просто обалдели — чашка и блюдце разбились вдребезги.

Гуру восхищенно рассмеялся. Казалось, он совершенно не осознавал, что страшно раскраснелся от предпринятых усилий, а весь пол в палате залит чаем. Гуру весь вспотел и выглядел словно только что пробежал марафон.

— Ну! Ты видел? — закричал он Джаггернауту, который совершенно потерял дар речи. — Ты это видел? У меня получилось! Чашка разбилась от действия джинн-силы.

— Для первого раза неплохо, — похвалила Филиппа. — Вам, безусловно, удалось воздействовать на молекулярную структуру чашки и блюдца. И все мы тому свидетели. Но мне кажется, что если вы хотите, чтобы предметы и вправду исчезали, надо составить более четкое представление о понятии «пустота». Пустота как таковая.

— Уф! Прямо как после трудной работы. — Гуру стер пот со лба.

— Вначале это и вправду нелегко, — согласилась Филиппа. — Но тут как с физическими упражнениями — надо тренироваться. Сейчас мы тренируем ту часть вашего мозга, где сосредоточена джинн-сила. Джинн называют ее нешамах. Источник джинн-силы. Благородный огонь, который горит внутри нас, как пламя в масляной лампе. — Филиппа покачала головой. — Но я не знаю, есть ли у вас нешамах. Вы ведь все-таки не такой, как мы.

— Не так хорош? Ты это хочешь сказать? — вскипел гуру. — Ладно же, юная леди, я вам сейчас такой благородный огонь устрою, век будете помнить. — Он кивнул на свою шубу, которая валялась теперь на полу. — Смотрите на шубу!

Гуру и сам наклонился и вперил взгляд в собственную койотовую шубу. Его широко открытые глаза не мигали, а морщины легли поперек лба как борозды на свежевспаханном поле. Гуру ощутимо дрожал и раздувал ноздри, точно бык, который вот-вот бросится на плащ матадора. С кончика его носа с ушей и бороды капал пот, и туманные испарения от его жаркого тела висели в стылом воздухе точно мираж в пустыне.

— Ну погодите, сейчас увидите, как она исчезнет, — шептал он. — Прямо на ваших глазах.

Вид гуру, сосредоточившего всю свою волю и силы на злосчастной шубе, был ужасен. Прошла почти минута, и Филиппа поняла, что он настолько поглощен своей задачей, что уже перестал обращать внимание на то, что его окружает. Она поймала взгляд Джаггернаута, и им обоим стало ясно, что — если он и вправду хочет им помочь — лучшего времени для побега придумать трудно.

Может, Джаггернауту и удалось бы что-то сделать, но именно в этот момент шуба начала перемещаться по полу к его ногам.

— Что ж, впечатляет, — безмятежно заметил американец. — Настоящий теле…кинез. Или как это называется, когда вещи перемещаются одной лишь силой мысли.

И тут он инстинктивно отшатнулся, потому что шуба не просто продолжала двигаться, а угрожающе, по-волчьи зарычала, и это было по-настоящему страшно. Джаггернаут нервно усмехнулся и начал тесниться к двери в лабораторию, а шуба тем временем вздыбилась и обрела отчетливую форму. Собака! Нет — койот! К счастью, Джаггернаут оказался у двери вовремя. Благодаря этой мудрой предосторожности он смог увернуться от огромного свирепого койота, который налетел на него, громко рыча и клацая челюстями. Американец, а за ним и второй санитар тут же дали деру. Койот бросился за ними — к величайшему облегчению детей, которые оставались лежать связанными.

Тем временем кожа гуру Масамджхасары приобретала странные оттенки: сначала он побагровел, потом полиловел, потом стал пепельно-серым и, наконец, совершенно, как уголь, черным. Уже одно это внушало тревогу, но дальше все стало намного хуже. Из его ушей, ноздрей и даже из-под грязных ногтей повалил дым. В следующее мгновение гуру открыл рот и — вместе с новыми клубами дыма — испустил чудовищный рев. Заодно он пнул ногой тележку, на которой лежала Королева-кобра и стоял кувшин в водой. Не разлейся эта вода, возможно, гуру мог бы вылить ее на себя и спастись, но… Пошатываясь, он побрел в дальний конец палаты и плюхнулся на стул между Нимродом и господином Ракшасом. Там он и остался, судорожно дергаясь и источая все новые клубы дыма, которые валили из-под его широкой задницы.

— Он сошел с ума! — вопил Дыббакс, стараясь, несмотря на ремни, повернуться так, чтобы получше разглядеть, что происходит с бьющимся в конвульсиях гуру.

— Не думаю, — сказал Джон. Не успел он договорить, как тело гуру окутало тонкое синее пламя, и он начал гореть, словно фитиль огромной свечи. — Похоже на спонтанное самовозгорание, я читал про это в одном журнале. Иногда люди так загораются, без всякой видимой причины.

Палату заполнила вонь паленой шерсти, и через пару секунд дети поняли, что так пахнет густая, грязная борода гуру, которую как раз объяло пламя. В ужасе, не смея отвести глаз, дети смотрели, как из горящей бороды вылетела большая навозная муха со слегка опаленными крылышками. Она шумно гудела, сожалея о своем убогом, но надежном пристанище.

— Что же тут спонтанного? — сказала Филиппа. — Сам он это и устроил. Зато выяснил, что джинн и вправду сделаны из огня. Что ж, поделом. А может, он просто слишком сильно сосредоточился на собственном нешамах. И добыл огонь в себе самом.

— Так или иначе, он труп, — сказал Дыббакс. — И будет горсткой пепла.

Поскольку гуру Масамджхасара не шевелился, а только потрескивал и плевался, точно раскаленный жир на сковородке, близнецам пришлось согласиться с Дыббаксом. Гуру был мертв.

Джон напрягся, пытаясь вывернуться из ремней. Но они были кожаные и затянуты накрепко.