Как натаскать вашу собаку по философии и разложить по полочкам основные идеи и понятия этой науки - Энтони Макгоуэн

на мир, как гиперреалистичный портрет, сгенерированный на компьютере, тем ближе мы подходим к истине.

Людвиг Витгенштейн (1889–1951), с которым мы уже встречались, разработал более сложный вариант теории в «Логико-философском трактате» (1921). «Трактат» немного похож на «Этику» Спинозы тем, что он состоит из пронумерованных параграфов, собранных в разделы квазиматематическим способом. Каждый раздел начинается со смелого утверждения, которое так же, как и суждения Спинозы и аксиомы Евклида, предполагается самоочевидным. Каждое утверждение затем иллюстрируется и подробно излагается в пронумерованных подпараграфах. Итак, «Трактат» начинается:

1. Мир есть все, что происходит.

1.1. Мир – целокупность фактов, а не предметов[35].

Реальность состоит из ряда фактов, или состояния дел. Задача языка – прямо изобразить эти факты. Представь дорожную аварию. Тебе нужно описать, что произошло. Тебе дают маленькие модели машин, дорог и зданий.

– И автобуса?

– И автобуса. Каждая модель символизирует объект окружающего мира. Ты точно воссоздаешь аварию, используя модели, тщательно помещая игрушечную машинку и автобус на правильное место. «Истинность» модели зависит от того, насколько точно она соответствует фактам окружающего мира, тому, как это случилось.

А теперь замени модели словами и предложениями. Именно так работает язык, изображая картину миру. Вместо использования моделей я могу сказать: «Машина, которая двигалась на юг по Кэннон-Хилл, врезалась в автобус, двигавшийся на север». Каждая фраза в предложении соответствует факту в окружающем мире. Существует предположение, что происхождение языка буквально связано с изображениями. В предложении «Машина находится слева от автобуса» слово «машина» физически находится слева от слова «автобус». И, конечно, в ранних формах письменного языка использовали пиктограммы для изображения объектов.

Тем не менее существует множество вещей, о которых вы не можете говорить, если считаете, что язык имеет пиктографическую взаимосвязь с «фактами» окружающего мира. Витгенштейн признает это в знаменитых последних словах «Трактата» – это одна из нескольких строчек, которые каждый философ знает наизусть: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать»[36].

Такие вещи, о которых невозможно говорить, вовсе не являются неважными как для Витгенштейна, так и для нас. Он имеет в виду религию, этику, красоту, смысл существования. Все это, согласно Витгенштейну, вещи, которые язык никогда не сможет передать, поскольку они не являются фактическими обстоятельствами, для которых можно определить слова и предложения. Витгенштейн считал, что он установил границы того, что может быть сказано. В этих рамках все, что может быть сказано, может быть вполне понятно. Вне этих границ находится только бессмысленная болтовня, под которой Витгенштейн подразумевает большинство разговоров об искусстве, философии и религии.

– А это правда? Это действительно то, что представляет собой язык, – список фактов относительно вещей в мире?

– Идея о том, что язык – это просто вопрос связи предложения с фактом «извне», в некоторой степени привлекательна. Правда и ложь становятся легко определимы. Обычный язык внезапно начинает функционировать, как математика, в которой нет никакой неопределенности в значениях символа. «Трактат» Витгенштейна предлагает лекарство от расплывчатости. Если бы язык действительно представлял собой то, что предполагал Витгенштейн, тогда все, что можно было сказать, было бы сказано с абсолютной, математической ясностью. Но цена слишком высока: многое из того, что мы, возможно, захотели бы сказать, нельзя было бы сказать вообще.

Витгенштейн на самом деле думал, что философия закончилась с выходом его книги.

– Наверное, он ошибался…

– Ага, он ошибался. С таким представлением о языке возникает множество проблем, даже если проигнорировать болезненные разногласия относительно того, на что при такой точке зрения не обращается внимание. Теория картин, возможно, выглядит работающей для существительных, глаголов, прилагательных и наречий. Предложение «Красный автобус ехал быстро» имеет смысл в качестве картины происходящего. Но что насчет таких слов, как «и», «или», «но» и «почему»? Картинами чего они являются?

В конце концов Витгенштейн осознал, что его первоначальное представление о языке оказалось неудовлетворительным. Оно олицетворяло упрощенный атомистический взгляд на мир и язык: опыт подразделялся на крошечные, независимые части, которые отображались в единственном слове или фразе. В этом случае избыточно упрощается как мир, который состоит не из изолированных частей бытия, а из сложных взаимосвязанных сетей, так и язык, где слова переплетены и значение появляется в результате их взаимодействия.

В своей философии более позднего периода, изложенной в «Философских исследованиях» (опубликованы уже после смерти философа, в 1953-м), Витгенштейн в подробностях рассматривает некоторые из множества способов использования языка. Источником способности языка порождать смысл служат не нанизанные, как шашлык, слово и объект мира, а едва уловимые закономерности применения и сложные правила, встроенные в структуру нашей жизни.

И все же, несмотря на то что этот более поздний взгляд на язык гораздо богаче, обширнее и, по-моему, честнее, Витгенштейн предложил его еще до того, как определенные достижения в лингвистике полностью изменили наше представление о взаимосвязи между миром, нашими мыслями и языком.

– Проклятие, и это именно в тот момент, когда я только начал понимать!

– Традиционно лингвистика занималась изучением изменений слов со временем, и считалось, что значение слова тесно связано с этими исторически эволюционирующими отношениями между словом и объектом, который оно обозначает. Зачастую такой взгляд с точки зрения этимологии глубоко интересен сам по себе. Так, например, во время одной из своих лекций, посвященных метафоре, аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес указывал, что английское слово threat («угроза, опасность») происходит от англосаксонского ðreatt, которое означает «толпа». Довольно легко увидеть, как сформировалось современное значение слова в результате эволюции более древнего значения: скопления людей были опасным местом.

Однако швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр (1857–1913) выбрал совершенно иной подход к анализу функционирования языка. Он полагал, что вместо отслеживания того, как изменяются значения слов со временем (это называется диахронической лингвистикой), мы должны анализировать язык в том виде, как он функционирует сейчас, как систему, имеющую значение (синхроническая лингвистика).

Знание о том, что английское threat происходит от ðreatt, восхитительно и, возможно, проливает свет на англосаксонское общество, но ничего не говорит нам о том, как слово используется в наши дни. Если я предупреждаю тебя на английском языке «threat of a snake» («об угрозе змей») в траве, тебе необходимо знать, что это означает «опасность», а не «толпа».

– Я бы справился со змеей. По сути, это всего лишь сосиска с языком, насколько я могу судить.

– Основная единица структурной лингвистики – знак. Знак состоит из двух элементов: материальной части, которая может быть знаком на бумаге или звуком в устном языке, и ментальной части, идеи, с которой соотносится физическая часть. Материальная часть называется «означающее», а ментальная часть – «означаемое». Две эти стороны объединены в знаке. Слово «СОБАКА» –