Немира. Колесо судьбы - Катя Зазовка

Так Немира и жила в Лунном храме. Училась, помогала по хозяйству. Время от времени ей позволяли спускаться в Луннинец, но это случалось нечасто. Одну девицу никто не отпустил бы, только с обозом. А тот приезжал раз в две-три седмицы, зимой же и того реже.

Иногда Немира гуляла подле той двери, из-за которой некогда различила душераздирающий вой. Однако, как ни старалась, больше ничего не слышала.

Померла она, что ли?

Но и этого выяснить не удалось – почти каждый раз, когда девица оказывалась у кельи с загадочной гостьей, Пульхерия словно вырастала из-под земли и в наказание добавляла час занятий лекарским искусством. Потому со временем девица совсем перестала ходить тем коридором.

Иногда она наведывалась в запретный лес. Беседовала с дедушкой лесуном, играла с Рыжиком. Лесовик по-прежнему на все расспросы о ведьмаре отвечал лишь кивком, но и это было немало – жив, стало быть!

Немира старалась как можно меньше думать о Войтехе. Мысли о лю́бом оказывались слишком болезненными, к тому же часто были вестниками бессонных ночей и бесконечных сомнений. Девица не была уверена, что нужна ему и что он не поступит так же, как в прошлый раз, – и почти уже решалась отказаться от затеянного. Но вместо этого лишь отчаяннее тренировалась…

А еще иногда все-таки не удерживалась и забиралась на ту самую башню, откуда, казалось, можно разглядеть полмира, и все ждала, вдруг вот сейчас из-за деревьев покажется одинокий всадник на вороном коне.

День выдался на диво теплым и сухим. Целую весну и первый месяц лета все шли дожди. И казалось, не будет им конца и края. Природа до того насытилась небесной водой, что больше не в силах была сделать и глоточка. А уж как река Макоши разлилась… Подобного не помнили даже старожилы. Поля, луга затопило – и жители Луннинца опасались, что урожай сгибнет. Конечно, этот град не бедствовал, амбары да хранилища распирало от содержимого, но кто наверняка скажет, что в следующем году, когда запасы оскудеют, не случится подобного?

Впрочем, Лисицу это не трогало. Наоборот, радовало. Ведь пока горожане заняты воскрешением огородов да садов, он может преспокойно заниматься воплощением задуманного в жизнь.

Медноликий подошел к реке, что давно вышла из берегов, и поморщился. Печать горела нестерпимо. А стоило коснуться «слез Макоши» даже мыском сапога, как болезненная пульсация разбегалась по всему телу, сводила судорогой и скручивала так, что приходилось целый час восстанавливать дыхание да сгонять радужную пелену с глаз. Слишком мощная тут защита богини. Даже Кара[17] не в силах помочь. Ведало ведьмарское отродье, куда девку упрятать. Да еще больше трех лет умудрилось водить Лисицу за нос. Главарь в сердцах пнул подвернувшийся под ногу камень. Тот отскочил в сторону и с хлюпаньем ушел под воду.

– Эй, Юга! Ты уверена, что получится?

– Так, батюшка, – ведьма услужливо поклонилась ухарю в пояс. Кончики поседевших косм проползли по грязи. Последнюю жертву она «выпила» две седмицы назад и теперь скоротечно покрывалась морщинами, прямо-таки на глазах превращаясь из сочного молодого яблочка в ссохшуюся сливу. Конечно, подельники на этом не закончились, их запасы пополнялись легко и быстро – никто не мог устоять против обещанной звонкой монеты. Но когда осталось всего-то пятеро и они подобрались наконец к горам Макоши, Лисица запретил ведьме трогать поредевшую шайку.

Главарь коротко кивнул и вгляделся в горы. Казалось, величественная гряда подпирает само небо – где уж средь ее складок да затейливых узоров отыскать Лунный храм даже зоркому оку?

– Сегодня, как круглая луна выйдет из-за туч, мы нападем на них. Сверху-то там никого не ждут… – не то проскрипела, не то хихикнула ведьма.

– А правду сказывают, что волхвицы Лунного храма умеют в волчиц претворяться? – звонким, еще не надломленным голоском спросил рыжий юнец, разглядывая, как Дубина рассеянно ковыряет палкой землю.

– Правду, – подтвердил мужик, заросший бурыми волосами, будто медведь. – Только сегодня ночью тебе вовсе не волчьих зубов опасаться надобно.

– А кого же? – насторожился паренек. В его почти детских глазах промелькнул испуг.

– Ногай-птиц.

Дубина вдруг встрепенулся и, отбросив ветку, перевел обезумевший взгляд на «мохнатого» мужика. Юга, приметив изменения в поведении лю́бого, прытко оказалась подле него и принялась что-то нашептывать, поминутно испепеляя взглядом мохнача.

– Ногай-птиц? – переспросил юнец.

– Ну а как, ты думал, мы до места доберемся? Река Макоши ни в жизнь не пропустит того, кто собрался на ее храм покуситься, – почти лениво ответил мужик, нащупывая в пышной бороде блох и придавливая со звонким щелчком.

Рыжая голова спешно опустилась, словно в траве сыскалось что-то необычайно интересное. На самом же деле он просто пытался скрыть тот ужас, что вызвало в нем одно лишь упоминание о крылатых тварях. Ведь если тело сдержать можно, то скрыть страх в глазах не под силу никому. Юнцу еще не приходилось видеть ногай-птиц, но он был наслышан об их кровожадности и повадках. А еще не случалось ночи, когда бы Дубина вдруг не вскакивал и не начинал все крушить с душераздирающими воплями: «Они клюют мне очи! Они рвут мое тело!» Только Юге и удавалось его успокоить. И то шепотками да странными на вид порошками. Рыжий догадывался, что как раз эти снадобья и были виной странного поведения Дубины, что граничило с помешательством, но не лез. Не его дело. Лисица обещал слишком щедрую награду. На вырученные деньги юнец сможет и хату поставить, и мамку с братьями из бедности вытащить. Заживут тогда не хуже князей!

– Тогда отдыхаем, – велел Лисица и уселся на травяную кочку, но глаз от гор так и не отвел.

– Эй, малец, пособи, – кликнула Юга. Рыжий оглянулся на мохнача, но тот лишь пожал плечами – мол, сам выкручивайся. Юнец не посмел ослушаться, хоть страшился ведьмы, почитай, куда болей ногай-птиц.

– Чего надобно? – как можно тверже спросил он, стараясь не глядеть Юге в глаза – еще, чего доброго, зачарует, заведьмарит.

– Поди сюда, – сказала она и юркнула в кусты. Юный воин невольно сглотнул, но ступил следом.

– Послушай меня, – бесцветные очи сузились. И всего на миг пацан вдруг уловил в них что-то похожее на жалость. – Беги отседова, покуда не поздно. Тебе еще цыцку у мамки сосать, а не за Лисицей следовать.

Слова ведьмы вдруг болезненно укололи в самое сердце – всю жизнь его за мальца принимают, всю жизнь указывают, что у него молоко на губах не обсохло. А он мужчина! Добытчик!

Юнец распрямил узкие плечи, вздернул подбородок, на коем еще и намека на щетину не прорисовалось, и ненавистно сказал:

– Я воин! И никуда без своей доли не уйду!

– Как знаешь, как знаешь, – протянула ведьма, провожая тонкую спину в сыромятной коже грустным взглядом.