Долгая дорога домой - Дайни Костелоу

— Тебя как зовут? — спросил мальчишка.

— Жанно. А тебя?

— Андре, — ответил мальчик. — Ты берегись того здоровенного. Злой как черт.

Они вместе стали тягать тяжело набитые мешки. Постепенно поперек улицы выросла стена, и наверху, за бруствером из балок, сделали приступочку для стрельбы. Как только работа закончилась, несколько гвардейцев залезли туда и залегли, выставив винтовки, готовые отражать натиск армии.

Глядя на них, Жанно подумал, что, быть может, Марсель, второй брат Элен, тоже сейчас где-то здесь.

«Ладно, пусть лучше он, чем я», — подумал Жанно, когда его вместе с Андре перегнали на другую улицу, где строили такую же баррикаду. Здесь их поставили набивать мешки: лопатой загребать слежавшуюся землю из-под вытащенных булыжников и кидать ее в мешок. Они работали под аккомпанемент грохочущих пушек и под бдительным взором гвардейца, который поймал Жанно. Еще через час работы им дали хлеба и по полоске вяленого мяса, а также пустили по кругу кувшин с водой, к которому жадно припадали по очереди: горло у всех горело от поднятой ими же пыли. Но возможности удрать не было, и Жанно подумал, что надо было слушать своих друзей. Рискнув выйти на улицу, он совершил ужасную ошибку. Группу горожан, которых, как и его, загребли на улице строить баррикады, перегоняли после окончания каждого задания под бдительным присмотром глаз и винтовки поймавшего их гвардейца.

Когда стали перегонять к очередной баррикаде, Андре выскочил из рядов и бросился в узкий переулок, уходивший прочь от главной улицы. Один из гвардейцев тут же вскинул винтовку и выстрелил. Андре полетел вперед, раскинув руки, и замер на земле неподвижно. Остальные рабочие уставились на застывшее тело, но охранник на них заорал, и они двинулись дальше, оставив убитого на милость городских крыс. Больше никто бежать не думал. Жанно еще и раньше, до смерти Андре, решил не рисковать. Надо было подождать до темноты, и вот тогда, если представится шанс, сбежать.

Правительственные войска занимали ключевые позиции в городе, двигаясь медленно, но неуклонно, и когда сумерки сменялись темнотой, а команда Жанно трудилась над очередным заслоном из булыжников и мешков с землей, на них вдруг выскочил армейский передовой дозор и открыл огонь. Люди бросились в укрытия, рабочие рассеялись по ближайшим улицам, гвардейцы стали отстреливаться под прикрытием только что сооруженной баррикады.

Жанно бросился бежать, как заяц, и скрылся в лабиринте улиц рядом с площадью Мадлен.

Оказавшись вне опасности, он сориентировался и двинулся обратно к подвалу, где должны были быть Поль и Мартышка. У них он переночует, а утром решит, что делать дальше.

Утром, как только Жанно ушел, Альфонс ткнул большим пальцем в сторону Элен, которая спала, свернувшись в углу.

— Что будем с ней делать? — спросил он.

— Подержим, наверное, пару дней, — пожала плечами Элен, — если Жанно раздобудет достаточно еды. А нет — пусть проваливает.

Элен, лежа с закрытыми глазами, делала вид, что спит, а сама слушала разговоры хозяев и составляла об этих людях свое мнение. Ей сразу не понравилась тетя Эдит, непонятно почему смотревшая на девочку ледяным взглядом. Что ей не нравится? Элен не просила, чтобы ее сюда привели, но знала, что Эдит ее невзлюбила и хочет от нее избавиться. А вдруг эта тетя уйдет куда-нибудь? Тогда Элен останется вдвоем с дядей Альфонсом, который кашляет, хрипит, плюется и поглядывает на нее искоса. Такая перспектива пугала.

«Где теперь Жорж? — с тревогой думала девочка. — А Марсель? Они с ума сойдут от беспокойства, потому что мы не пришли домой, как нам было сказано».

Элен посмотрела на дверь. Крепкая, и заперта на тяжелый засов. Интересно, что будут делать старики, если просто встать и выйти? Попытаются помешать или обрадуются, глядя ей в спину? Беда была в том, что девочка опять не знала, в какой стороне дом. Как только Жанно вернется, она потребует, чтобы он отвел ее туда.

Однако он не вернулся, и они весь день просидели в каморке в ожидании. Все время слышалась канонада и ружейные выстрелы, и никто из Берже выходить не собирался. Элен вспомнила слова Жанно: «в зоне обстрела». Может быть, от ее дома вообще остались одни развалины?

В подвале всегда было темно, лишь одно тусклое окошко выходило в тесный двор. Сумерки начали сменяться темнотой, и сидеть пришлось во мраке.

— Опять смылся, — заметил наконец Альфонс к концу дня. — Или под обстрелом погиб.

— Альфонс! — крикнула Эдит. — Не говори такого! Он должен вернуться. Он же обещал еды принести.

— Обещал? — фыркнул Альфонс. — Для этих ребят обещание — пустой звук.

— В прошлый раз он вернулся, — напомнила Эдит.

— Только потому, что я его нашел в канаве и мы его принесли.

— Он вернется, я точно знаю, — сказала Эдит, но Элен заметила, что губы у женщины дрогнули.

Элен сжала кулаки, твердо решив не заплакать, но в голове звучали слова Альфонса: «или под обстрелом погиб». Канонада звучала постоянно, весь день, значит, должны были погибать люди.

«Почему он не вернулся? — гадала Элен, впадая в панику. — Что будет, если Жанно убили? А если нет, то где он?»

Эдит зажгла лампу и при ее свете стала разливать по мискам суп. Он был куда лучше того супа, что давали в приюте, — горячий и густой от картошки. Самую маленькую порцию женщина дала Элен.

— Спасибо, — робко произнесла Элен. — Очень вкусно.

— Не та еда, к которой ты привыкла, наверное, — фыркнула Эдит. — Но когда живешь у нищих, так и ешь то, что едят нищие.

На это, кажется, нечего было ответить, и все трое поели в молчании, и все трое прислушивались, не раздастся ли звук шагов на ступенях, не вернется ли Жанно.

Эдит убрала миски, потом нашла одеяло и дала его Элен.

— Будем спать, — сказала она. — Можешь лечь здесь, перед огнем. Когда Жанно постучит, ты услышишь, но дверь не открывай. Разбуди нас, и Альфонс откроет.

Никто ночью не стучал, утром Жанно тоже не появился. Слышно было, как бушует битва за Париж, и все понимали, что Жанно уже не вернется.

— Пойду добывать еду, — сказала Эдит, кутаясь в шаль и беря корзину. — Что-то надо добыть, а то с голоду подыхать будем.

Поняв, что сбываются ее худшие страхи, Элен сказала:

— Я с вами.

Эдит хотела было осадить ее, но передумала: может, если милостыню будет просить ребенок, подадут больше.

Ладно, — согласилась она. — Альфонс, а ты сиди и жди. Если придет Жанно, скажешь ему, где мы.

Альфонс хмыкнул, но промолчал. Он страшился идти на улицы, где шли бои, и был рад,