Привычка ненавидеть - Катя Саммер

— И продолжать врать? — возмущаюсь я. — Это так ты хочешь заработать искупление? Окончательно утонуть во лжи?

— Прости, малыш, но я правда так больше не могу, — говорит он с чертовым пафосом. Мои родители и правда стоят друг друга. — Я каждый день умираю где-то внутри, — и папа продолжает бубнить, стуча по груди, как постоянно делал Барин из его книг. Давит на жалость, и, наверное, я впервые вижу себя рядом с ним со стороны. Мы созависимы — папа и я, Миша и Мишель. С самого моего рождения связаны даже на этом уровне — именами. Делим на двоих все те нездоровые эмоции, поэтому и не можем соскочить с крючка.

Не могли.

Я не могла.

— Хватит! — резко прерываю я эту пылкую тираду. — Хватит ныть, ты ведешь себя, как ребенок! Сделал выбор — иди до конца. — В этом Ян был прав. Я буду держаться за эту мысль до победного. — Иначе зачем это все?

Мое дыхание сбивается, когда я выплевываю последние слова, кулаки стиснуты, плечи ходят вверх-вниз. Папа же вздрагивает, потому что я говорю особенно громко, а он явно не ожидал от меня ничего подобного. Мне не нравится повышать голос, быть резкой и пугать его, но я не знаю, как по-другому достучаться до папы.

— Твоя мама сказала, вы с этим мальчиком…

— Это только наше с ним дело.

Как же прекрасно не юлить и не избегать тем, как было бы раньше, а просто открыто говорить, что не хочу это обсуждать.

— Конечно, ваше, конечно, — папа качает головой, чешет заросший подбородок, обводит взглядом комнату и лишь после снова смотрит на меня. — Я рад, что у тебя все хорошо. Надеюсь, ты счастлива. Кажется, этот мальчик давно влюблен в тебя.

Я издаю смешок.

— Ты явно его с кем-то путаешь. Он никогда не замечал меня. Это я всегда была в него влюблена.

— Да? Не знал, не знал, малыш. Но ты не права насчет него. Он всегда смотрел на тебя по-особенному. Я много раз видел, как он наблюдает за тобой из окна.

Я открываю рот и закрываю его, потому что хочу что-то сказать, но не знаю что. Может ли это быть правдой? Папа у меня, конечно, не от мира сего, но он со своим писательским взглядом на мир часто подмечает детали, что не видят другие, будь то грозовые тучи в форме черных лебедей, на месте которых я вижу густую пористую вату, или пятьдесят оттенков воды в озере, которое… ну, голубое, наверное? Хочу ли я верить в то, что у Яна были ко мне чувства задолго до всего этого? Конечно. Но мне хватит и того, что он чувствует ко мне сейчас.

— Почему ты, кстати, не с ним? — папа спрашивает о Бессонове и пытается выглядеть беспристрастно. — Уверен, ему сейчас нужна поддержка. За меня не переживай, малыш.

— Я была с ним. Да. Но он… — глубоко вздыхаю, прежде чем ответить, так как сама мало верю, что, если постучусь в соседнюю дверь, он не откроет мне. — Он уехал.

— Насовсем? — аккуратно интересуется папа.

— Нет, боже, — а затем не так уверенно: — Надеюсь, что нет.

— Твоя мама тоже уезжала посмотреть Москву, — говорит он с глазами, полными тоски.

— Спасибо за поддержку, папа, — вымученно улыбаюсь я. Он возвращает ко мне взгляд, считывает мое негодование и только после понимает, как это прозвучало.

— Нет, нет, я не о том, что… Мишель, прости. Я хотел сказать, что сам дурак. Я не поехал за ней, не боролся, даже не попытался. Я был так занят собой, что… — Его зрачки бегают туда-сюда, он говорит сбивчиво, а руки дрожат. — «Если любишь — отпусти» — это чушь, придуманная для слабаков вроде меня, малыш. Смелые всегда будут бороться за свое счастье до конца.

Глава 31

Мика

БАЗАР — След

Всю ночь я думаю над папиными словами. Они не дают мне покоя, жужжат в голове противно, как холодильник, у которого износился компрессор (так Ян сказал, когда пытался починить наш). Во мне борются две личности: гордая Эльза со своим «отпусти и забудь» и мальчик, который выжил и идет вперед, даже когда в него почти никто не верит. И с каждым часом я все больше склоняюсь к философии второго, потому что Эльза, несмотря на ее царственность и холодность, на самом деле хранит страшный секрет и живет в постоянном страхе. Я не хочу так. Я хочу смотреть в лицо этим самым страхам и хочу переступать через них.

Так и не сомкнув за размышлениями глаз, я встречаю рассвет. Плаваю между фантазиями и реальностью, пока не слышу за окном хлопки, из-за которых вскакиваю на ноги и выглядываю на улицу. Это оно: дорогой на вид автомобиль у дома Бессоновых, водитель, который открывает Яну заднюю дверь, его пауза перед тем, как сесть в салон, и моя молчаливая мольба, чтобы он обернулся.

— Давай, ну давай же… — шепчу я в надежде, что меня услышат. Но нет. Ян садится в машину, и та увозит его далеко-далеко. На день? На десять недель? Навсегда? У меня нет ответа.

Страх пронзает иголками все тело. Мне страшно так, что я не могу дышать. Не дышу. Срываюсь и бегу вниз. На ходу натягиваю кеды и накидываю на пижаму ветровку, выскакиваю за дверь и растерянно оглядываюсь по сторонам. Соберись, Мика, давай! Что делать, что делать, что делать? Так, стоп. Выдохнуть. Нужен телефон, чтобы вызвать такси, но он в доме. Да. Я несусь обратно, спотыкаясь на каждой ступени, хватаю с полки его и новый айпод, который купила, но так и не отдала Яну. И, видимо, от шума просыпается мама, потому что, когда я спускаюсь обратно, она стоит у лестницы и зевает.

— Что случи…

Точно! Пежо!

— Мам, ты должна отвезти меня в аэропорт. Вопрос жизни и смерти!

Я уже готовлюсь уговаривать ее, умолять на коленях, а если понадобится, брать шантажом, но она внезапно просто кивает мне и, сделав жест, пропускает меня вперед. Через минуту мы вдвоем в домашней одежде садимся в ее арендованный седан и трогаемся с места. Мы готовимся свернуть на трассу в сторону аэропорта, проехав шлагбаум на выезде,