Твое желание. Фрол - Наталья Ручей

То, что хрустнуло колено — не стало причиной возникновения рака. Наоборот, эта случайность помогла вообще обнаружить болезнь. На самом деле, проклятая зараза уже давно бушевала в теле молодой девушки, и очаг располагался не в колене — в груди.

А колено…

В колене были уже метастазы.

Фрол долго не знал: говорить ли Татьяне о том, что с ней происходит на самом деле. Она ведь была уверена, что нужно просто заменить сустав в коленной чашечке. Вернее, и это было бы не так просто, но через такую операцию проходит много людей, и они продолжают жить, а здесь…

Врачи не давали гарантий, ничего не обещали, если срочно назначить лечение, но это был хоть какой-нибудь шанс. Фролу пришлось сказать Татьяне, как есть, хотя и без подробностей.

Она долго держалась, пыталась не падать духом, верила в лучшее. Операция, химиотерапии…

Впервые она расплакалась, когда у нее стали выпадать волосы — густые, красивые, длинные, которые так нравились Фролу.

Тогда, чтобы показать, что для него это не имеет значения, что для него важна только она, а не такие детали, Фрол впервые обрил полностью голову. И не позволял волосам расти, чтобы его девушка видела — это не страшно, это по-прежнему он, и ничего не меняется, их чувства крепкие, как и раньше.

Что такое внешность? Ничто. Не имеет значения, когда видишь душой.

Он верил, надеялся, что Татьяна поправится. Но болезнь вцепилась в девушку слишком сильно — так, что вырвать из ее лап было практически невозможно. Лучшие врачи, дорогие клиники за границей, и приговор: «Лучше ее больше не мучить».

Оказалось, что все ее тело уже пропитано, захвачено метастазами, и они не планируют отступать.

Макар, к сожалению, был далеко — учился, получал образование, с которым теперь понятия не имеет, что делать. Их отец, конечно, как-то пытался морально помочь старшему сыну, да и мама… Их мама тоже старалась быть рядом.

А любимая девушка все равно ускользала.

И Фрол вынужден был каждый день наблюдать за тем, как она угасает, уходит. Как меняется ее настроение, как ломается характер. Вынужден был говорить уже не с Татьяной, а с болезнью, которая обращалась к нему ее голосом.

Когда с человеком что-то случается, он оглядывается назад и, как ему кажется, находит причину.

Вот и Татьяна ее нашла.

И была уверена, что причина того, что она так быстро уходит из жизни — Фрол.

Несмотря на слова врачей, она долго считала, что все пошло от колена. А все, что ей говорят — это заговор и вранье. И сделала вывод — если бы вместо гор они уехали куда-то в теплые страны, на море…

Сначала были именно эти нападки, потом она успокоилась, задумалась и нашла другую причину несчастья. Примерно за год до поездки в горы они с Фролом попали в аварию — так, небольшое столкновение, обошлось без жертв и серьезных травм. Ни на ком из участников аварии не было ни царапины, пострадали только машины, да и то не всерьез. Но теперь Татьяна считала — вспомнила или придумала, разобрать невозможно, что тогда она сильно ударилась грудью.

Нет, тогда не жаловалась, не говорила. Почему? Да его пожалела! Не хотела расстраивать! А теперь-то чего скрывать! Теперь очевидно, что все дело в Фроле!

И так каждый день, каждый час, практически не переставая — обвинения, слезы, просьбы оставить ее одну и просьбы не оставлять.

— Не оставлю, — обещал не единожды Фрол.

Она успокаивалась. Затихала в его объятиях. А потом возвращались острые боли и обвинения.

Через полгода смерть сжалилась, и прекратила эти мучения. Для Татьяны. Она шагнула вперед, туда, где больше нет боли. Но боль осталась, никуда не ушла, просто переключилась на душу Фрола…

Макар замолкает.

Мы оба молчим, даже кот перестает царапаться и издавать капризные звуки.

Но ведь…

Я знаю, читала, изучала эту тему, потому что, к сожалению, она касается слишком многих женщин. И да, я тоже побаиваюсь, что однажды она может затронуть меня, поэтому не только читаю статьи в интернете, но и прохожу обследования у маммолога, читаю брошюры, которые он раздает.

— Даже если она действительно тогда сильно ударилась грудью, — нарушаю затянувшееся молчание, — все равно нет фактов, что это взаимосвязано. Это всего лишь один из мифов.

— Да, — соглашается Макар, который, видимо, тоже изучал этот вопрос. — Проблема в том, что выбить этот миф из головы Фрола практически нереально. Он научился с этим жить — по-другому, не так, как раньше, но… Сегодня три года, как она умерла — вот в чем дело.

Качаю головой.

— Дело в том, что он все еще ее любит.

Выхожу из машины, так как оказывается, что мы давно стоим у парадного. Макар идет следом за мной, пытается спорить насчет чувств старшего брата, но я закрываюсь, не слушаю.

Да, теперь я могу понять Фрола — с таким огромным чувством вины, который сидит в его сердце осколком, наверное, трудно даже передвигаться. Но мне слишком больно, чтобы бесконечно слушать о том, что у нас все серьезно, что со мной не так, как с другими, и что как только Фрол снова придет в себя…

Макар рвется в мою квартиру, наверное, боится оставить одну, чтобы не наделала глупостей, и я выдавливаю из себя улыбку и киваю на котика.

— Не переживай. Я не буду одна.

— Оля, Фрол… — еще одна попытка убедить меня в невероятном, которую я вытерпеть уже просто не в состоянии.

— Все в порядке, — заверяю с улыбкой, прилипшей к губам. — Я постараюсь сделать так же, как он — поскорее его отпустить.

Захожу в квартиру, опускаю на пол кота, который, кажется, весит целую тонну, несмотря на худобу, смотрю на дрожащие пальцы, которые никак не хотят спрятать стресс, шок и разочарование, и выдают меня с потрохами.

Пытаюсь придумать, чем занять себя, как убежать от одиночества, которое уже накатывает, пытается меня охватить. Настраиваю себя на плед и чашку, а лучше две — невкусного какао, чтобы отвлечься, утопить в этом вкусе арабику.

И вдруг слышу звонок и стук позади себя, которые заставляют меня отлепиться от двери, открыть ее и понять, что одиночество мне сегодня точно не светит, потому что на пороге стоит лучший друг — Катерина. Да и какао мне вряд ли грозит, потому что в руках у нее бутылка вина.

И как-то без разницы, что кот усиленно грызет мои ботинки и с энтузиазмом пытается стянуть с меня вниз штаны. И даже становится чуть светлее, и не потому, что наконец просыпается утро.

Я улыбаюсь — немного криво, чуть вымученно, но искренне.

Делаю медленный вдох, пробуя дышать спокойно, несмотря на тупой комок боли.

И, кажется, у меня получается.

***

Мы располагаемся на кухне, которая помнит все наши секреты. В ход идут запасы вареников, то и дело звенят бокалы, кот воротит нос от тарелочки с молоком и где-то прячется в комнатах, словно давая нам шанс говорить открыто и обо всем.