Умереть на рассвете - Евгений Шалашов

Местная милиция опять не мычала и не телилась. Верно, самогонщиков ловила, укрепляла Советскую власть на местах или заставляла граждан использовать вместо пудов с фунтами килограммы и граммы. Тимофей ждал, что за ним придут. Ждал день, два, а на третий начал успокаиваться. Оказывается — рано!

К Муковозову пришли через четыре дня после обнаружения трупа. Мальчишки, раньше всех увидавшие буденнов-ки с красным щитом вместо звезд, побежали вдоль деревни с криком:

— Дядьку Тимоху арестовывать едут!

Муковозов был на повети, ладил борону. Пока услышал, пока выскочил да сообразил что к чему, бежать в лес и прятаться было поздно — казенная лошадь со стриженой гривой, запряженная в бричку, где сидели крепкие парни в штатском, уже рысила к дому, следом катила телега с обмундированными сотрудниками, а последним скакал верховой — сам начальник губернского уголовного розыска товарищ Рябушкин, в кубанской черкеске, в папахе и с шашкой на боку. Кого собирался рубить Лука Семенович непонятно, но выглядел начгубугро грозно.

— Марья, спрячь меня куда-нибудь! — заорал Тимофей жене. — Быстрее!

Тимофей ринулся на поветь, сунулся в сено.

— Стой, дурень! — остановила его жена, сохранившая здравомыслие. — В сене-тο сразу искать и станут. Во двор пошли.

На скотном дворе, перегороженном надвое — одна половина для овец, вторая для коровы, баба схватила вилы.

— В угол ложись!

— Зачем? — не понял мужик, но послушно улегся в навозную жижу.

— Ты бы хоть соломы подстелил, — выругалась Марья, но теперь было уже поздно.

Во дворе начальник угро раздавал приказания:

— Куршин — обойди дом сзади, смотри за поветью, Першаков — встать у входа, Юмалов и Сазонов — за мной!

Марья поспешно начала закидывать мужа навозом, благо, коровью стайку два дня не чистили. Еле-еле успела, а потом так и вышла — в навозных валенках и с грязными вилами.

— Э, ты чего, гражданка? — струхнул начальник уголовного розыска. Рука Луки Семеновича скользнула к кобуре, выскребая оттуда наган. — Вилы бросай!

Марья послушно воткнула навозные вилы в землю.

— Стайку я чистила, — пояснила баба. — И чё надо-то?

— Мужик твой где? — сурово спросил Рябушкин.

— На повети был, борону ладил.

— Смотри!

Отстранив женщину, вошел в дом. Заглянул в теплую избу, потом в горницу, махнул револьвером — мол, вперед!

Повинуясь мановению руки, один из милиционеров снял с плеча винтовку, второй осторожно прошел наверх. Осмотрев поветь, доложил:

— Нету тут никого, товарищ Рябушкин.

— Надо говорить — товарищ начальник губернского уголовного розыска, — поправил подчиненного Рябушкин. — Ищите, не мог он далеко уйти.

Вот теперь за дом принялись всерьез. Осмотрели все комнаты и чуланы, пошарили под кроватями, вывернули белье из сундука, спустились в подполье — разворошили семенную картошку, половину перепортили штыками. В сенях перевернули кадушки с остатками квашеной капусты, словно мужик мог туда влезть. Сено на повети долго тыкали вилами, а потом и вовсе выкинули во двор. Заглянули в хлев, но, кроме испуганных овец и флегматичной коровы, жующей сено, ничего подозрительного не обнаружили. На чердаке и в бане хозяина тоже не оказалось. Самый дотошный из милиционеров заглянул даже в колодец. Бывали, говорят, случаи, когда в них тайники делали.

— Так говоришь, муж у тебя на повети борону ладит? — недобро усмехнулся начальник губрозыска. — И чего врешь-то? Под статью хочешь, за укрывательство?

— Так на повети он был, борону ладил. Зубья по осени сломались, он менял, — стояла на своем Марья. — А я навоз в хлеву убирала. Куда делся — не видела.

— Значит, гражданка Муковозова, как там тебе по имени-отчеству? Марья? Ну, неважно, на допросе сама расскажешь — ты арестована.

— Как арестована? За что? — обмерла Марья.

— За соучастие в бандитизме! — веско изрек начальник уголовного розыска. Обернувшись к сотрудникам, приказал: — Гражданку арестованную сопроводите в бричку. — Увидев, что замешкались, рявкнул: — Кому сказано — в бричку!

— Товарищ начальник, ей бы собраться, — робко сказал кто-то из милиционеров: — Харчей собрать, вещички теплые, мыло с полотенцем. В тюрьму повезем, не в гости.

— Ничё, в камере не замерзнет, — хохотнул Михаил Семенович. — Двухразовое питание в исправдоме, с голоду не помрет. Живет с мужем-бандитом, пусть отвечает по всей строгости советских законов.

— Не по закону это, — вступился другой сотрудник — комсомолец Юмалов. — Нам постоянно на оперативках говорят; чтобы к задержанным и арестованным относились со строгостью, но без злоупотреблений.

— Ты кто такой, чтобы приказы начальника обсуждать? — вызверился Рябушкин. — Подстилку бандитскую пожалел? Вернемся в Череповец, я тебя на аттестационную комиссию отправлю. Под сокращение пойдешь как миленький.

— А я на вас рапорт в губком партии напишу, — пообещал упрямый милиционер. — На последней коллегии НКВД говорилось, что заложничество себя исчерпало!

— Ты мне тут о заложничестве-то не рассказывай. Гражданка Муковозова знала, что ее муж бандит! — строго сказал Рябушкин, глядя в глаза юному наглецу. — Она сама преступник!

Юмалов слегка стушевался, но продолжал настаивать на своем.

— Начальник милиции товарищ Степанов приказ отдал — быть сдержанными и уважительными к задержанным, не забывать, что они такие же граждане Советского государства. И пока вина не доказана, преступником называть нельзя!

— Степанов нам не указ! — хохотнул Рябушкин[17].

— И товарищ Исаков, наш комиссар, требует, чтобы по отношению к рядовым сотрудникам начальствующий состав был вежлив!

Рябушкин чуть не заскрипел зубами. С новым комиссаром уголовного розыска — Александром Исаковым, присланным из Белозерска, отношения не заладились сразу. Исаков — бывший народный учитель, потом фронтовик и орденоносец, терпеть не мог хамства и грубости ни в отношении подчиненных, ни в отношении задержанных.

— А как же корова? — причитала Марья. — А детки у меня малые, в городе учатся? Домой приедут, а мамки нет!

— Раньше надо было о детках думать, — буркнул Рябушкин. — И детки-то у тебя — тоже бандиты, скажи спасибо, что малолетние, иначе бы вместе с тобой в тюрьму пошли. Ладно, хрен с ней, — решил сжалиться над задержанной начальник, вспомнив, что Юмалов не просто комсомолец, а член укома РКСМ и кандидат в ряды ВКП(б). Рапорт на него накатает, не постесняется: — Першаков — отведи задержанную в дом, пусть вещи соберет. Пять минут вам!

Рыдающая Марья под конвоем пошла в дом. Увидев перевернутую утварь, раскиданные вещи, завыла. Попыталась хоть как-нибудь навести порядок, но этого ей не позволил милиционер Першаков.