Столица для поводыря - Андрей Дай

Прогрессивный, в общем, человек. Я мог надеяться, что с запросом в министерство касательно исполнения предписания Минюста об аресте людей без предъявления обвинения он торопиться не станет. В идеальном случае дождется возвращения Дюгамеля. А вот потом все закрутится-завертится. Александр Осипович – человек мягкий. Граф Панин для него – влиятельный столичный вельможа, приближенный к особе императора. Значит, предписание Второго отделения – это чуть ли не рескрипт самого царя. Приказ, который требуется немедленно и со всей старательностью исполнять.

Дюгамель отпишет мне. На этот раз – в виде прямого распоряжения. Я отвечу, что поименованных господ в Томске нет. И еще раз поинтересуюсь, в чем конкретно их обвиняют. Он что-то ответит, потом снова я… И так, вполне возможно, до самой весны и будем бумагу пачкать.

А тем временем и из столицы ответят. Я ведь сразу после оскорбительной записки Спасскому сел депеши строчить. Великой княгине Елене Павловне, принцу Ольденбургскому, великому князю Константину. Ну и царским деткам, конечно.

Владимиру – его влияние в придворной камарилье еще не слишком велико, но он определенно набирает очки. Причем удивительно быстро. Все-таки ясного ума человек.

Александру. Для него нужно тщательно слова подбирать. Никаких компромиссов, никаких серых цветов. Пока еще для этого великого князя есть только черное и белое. Любой нюанс, любая оговорка послужит причиной, чтобы Александр, вместо того чтобы помочь, примет сторону ретроградов. Хотя, честно говоря, до этого случая младший брат цесаревича неизменно выказывал мне свое особое расположение.

Николаю. Он многое может. Царь в последнее время таскает с собой наследника на все сколько-нибудь важные совещания. В конце весны ввел в Госсовет и поручил начальствовать сразу над несколькими комиссиями. Жаль, что послание мое цесаревич прочтет последним. Ему сейчас попросту некогда.

Пятого июля 1865 года его императорское высочество государь цесаревич, великий князь Николай Александрович венчался с ее королевским высочеством датской принцессой, великой княжной Марией Федоровной – Дагмарой. И я считаю, что это просто отличная новость! Раз молодые решились связать себя узами брака, значит, Николай достаточно оправился от болезни, чтобы не опасаться оставить любимую Минни вдовой в расцвете сил.

Церемония прошла в дворцовой церкви Екатерининского дворца в Царском Селе, в присутствии ближайших родственников и немногочисленных, особо приглашенных друзей. В одном из писем, что с неизменной периодичностью – раз в месяц – приходили от наследника, однажды прозвучало, что он был бы рад видеть меня на будущей свадьбе. Но я поспешил отговориться бесчисленными делами, которые не в силах оставить без присмотра, и официального приглашения так и не последовало.

А вот генерал-лейтенант Дюгамель отправился в столицу без приглашения. Быть может, на само венчание его и не допустили бы, но засвидетельствовать свое почтение и пожелать счастья молодоженам от имени всей Сибири, конечно, ему никто не в силах был помешать.

Телеграмму с поздравлениями в Аничков дворец я все-таки отправил. И немедля, сразу после получения депеши о радостном событии, велел начать организацию праздничного приема. Жаль, пушек в Томске не сыскалось. Стреляли бы на радостях.

Кстати сказать, еще недавно, до этого чертова предписания от Панина, я немало тяготился необходимостью ежемесячно писать в Санкт-Петербург. Шесть обстоятельных, подробных отчетов о проделанной работе и успехах в нелегком труде индустриализации отдельно взятой губернии нашей Великой Родины.

Наверное, время сейчас такое. Эпоха обширных и многословных писем. Телеграммы оскорбительно лаконичны, а до телефонов или, того пуще, эсэмэсок наука еще не доросла. В ответ на свои известия я получал тоже достаточно пухлые пакеты.

Кое-что было действительно интересно. Например, откуда бы я еще узнал, что буквально через месяц после моего отъезда из столицы государь внял мольбам и подписал разрешение на изыскание пути под Уральскую горнозаводскую дорогу. От Перми до Тюмени. А в начале лета Елена Павловна смогла назвать мне и имена отправленных на Камень инженеров и основных акционеров. Те же и они же. Кокорин, Губонин и еще несколько громких фамилий из московского купечества. Непонятно только, каким боком туда Людвиг Эммануилович Нобель попал. Я, будучи в Санкт-Петербурге, специально братьями Нобелями интересовался. Альфред, уже успевший сбежать в Швецию, исследовал секреты нитроглицерина и готовился запатентовать там страшную тайну динамита, а Людвиг тихонько ковырялся на своем механическом заводе. Большей частью станки производил, ну и оружейным производством начинал интересоваться. В списках богатых, способных инвестировать в островную железную дорогу несколько миллионов, не значился. Я подумал, что скорее всего Людвига интересует не железная дорога сама по себе, а высококачественное железо с Урала. Во всяком случае, это худо-бедно объясняло странный энтузиазм подданного шведского короля.

Интересно было узнать, что в Морском ведомстве мои рисунки броненосцев вызвали… гм… скандал. Прославленные адмиралы рвали на себе бакенбарды и клялись бессмертной душой, что такие корабли неминуемо «утопнут, аки утюги». Кричали, что никто так боевые суда не строит. Под «никем» подразумевались, конечно, англичане с французами. Но что самое занятное, великий князь Константин, всему столичному свету известный как ярый англоман, вдруг проявил необъяснимое упорство. И отдал распоряжение Морскому техническому комитету подготовить проект артиллерийского корабля с указанной компоновкой. И совершенно без парусного вооружения!

Я не понял, зачем Константин Николаевич решил поделиться со мной этой новостью. Зато отлично осознал, что нынешние военные с понятием секретности еще не знакомы. В то, другое мое время начало разработки нового типа оружия стало бы едва ли не самым охраняемым секретом государства. А тут генерал-адмирал преспокойненько выдает мне военную тайну и даже не уточняет в послании, чтобы я держал язык за зубами. Нетрудно догадаться, что и чертежи нового корабля окажутся на столе какого-нибудь Джона – морского министра Британии, одновременно с представлением их великому князю. Едрешкин корень! Что я мог еще сказать?

В остальном меня кормили придворными сплетнями и слухами. О том, как Серж Шереметев уговаривал Катеньку Ольденбургскую принять его руку и сердце и как та, заливаясь слезами, рассказывала графу о своей неразделенной любви к цесаревичу Николаю. И будто бы даже молодой поручик кавалергардского полка Шереметев в казармах грозился вызвать наследника престола на дуэль, но был успокоен великим князем Александром и приглашен в личные адъютанты второго сына царя.

О том, что начались переговоры о женитьбе великого князя Александра Александровича на младшей дочери Максимилиана Баварского, Софии Шарлотте Августе. К той, правда, сватался еще и Людвиг, родной брат Франца Иосифа, императора Австрийской империи. Там вообще выходила какая-то запутанная история. Австрия усиленно продавливала рокировку на баварском престоле. Молодой Людвиг Второй, по мнению венского двора, был слишком увлечен идеями объединения Германии и излишне дружен с Отто Бисмарком. Другой Людвиг, австрийский, более естественно смотрелся бы на троне приальпийского королевства. Причем этот самый братик императора еще и имел наглость домогаться руки Софии Шарлотты. В общем, русская царская семья после консультаций с князем Горчаковым – начальником МИД империи, приняла решение щелкнуть наглой Австрии, фигурально выражаясь, сапогом по носу.