Приглашение на танец - Мэнди Коллинз

— Ваша светлость, у вас кончается время, — предупредила Сесили ангельским голосом.

Лукас пробежал глазами слово, быстро проверяя, что его ответ правильный.

— Дорогая, я и не подозревал, что ты так любишь соревноваться.

Наконец он посмотрел ей в глаза и хлопнул по столу листком с ответом.

— Льнянка!

Хотя Сесили его и поддразнивала, Лукас видел, что она довольна, что он разгадал загадку. Он решил отплатить ей той же монетой и выбрал слово, которое показалось ему довольно трудным:

— Лохунсопд.

Но Сесили решила головоломку за считанные секунды:

— Подсолнух!

Когда в следующий раз пришел его черед, он выбрал еще более сложное слово:

— Дкиреченс.

Сесили нашла ответ еще быстрее, чем в предыдущий раз:

— Сердечник!

Лукас снова и снова пытался поставить свою жену в тупик, уже и ограничения по длине слов отбросил, загадывал ей головоломки с количеством букв больше десяти, но она снова и снова распутывала буквы, как ребенок распускает за ниточку вязаный шарф.

— Как ты это делаешь? — наконец спросил он.

Лукас предполагал, что это как-то связано с ее способностями к языкам, но ему было интересно, использует ли она какой-то определенный метод.

— Я сама толком не знаю. — Сесили пожала плечами. — Я смотрю на буквы, и как-то получается, что я могу видеть, как они образуют слово, даже если они расположены в беспорядке безо всякого смысла или рифмы.

— У нее всегда так было, — вставила Джульет. — В детстве мы с Мэдди не любили играть с ней, потому что всегда было ясно, что она победит. Не то чтобы мы были против, но совсем не хочется участвовать, когда заранее знаешь, что у тебя нет никаких шансов.

— Неправда! — возразила Сесили. — Я пыталась дать вам фору. Много раз!

— Да, но тебе никогда не хватало потом терпения, — заметила Мэдди, смягчая свои слова улыбкой. — Я понимаю: тебе, наверное, было не очень-то интересно с нами играть, ведь мы не могли быть тебе настоящими противниками.

Лукас наблюдал за разговором между женой и ее кузинами и пытался представить, какой Сесили была в детстве. Серьезной обстоятельной девочкой, наделенной умом, который отдалял ее от сверстников. При одной мысли об этом у него сжалось сердце.

Словно почувствовав, что атмосфера за столом становится слишком серьезной, Кристиан подал голос:

— Ну, я думаю, Уинтерсон знает, каково это — всегда проигрывать более сильному противнику. На протяжении всего его детства они с Уиллом были вынуждены склонять головы перед моим сокрушительным превосходством во всех возможных видах спорта. Удивительно, как он вообще выжил.

При упоминании об Уилле Лукас поморщился, однако был благодарен другу за то, что тот отвлек его мысли от трудного детства Сесили. И все же упоминание об Уилле именно сейчас, за игрой, напомнило Лукасу, что брат тоже был мастером играть в слова. А это, в свою очередь, потянуло за собой другое воспоминание — о письмах, которые Уилл присылал домой из своей последней поездки в Египет. Многие слова в них были перечеркнуты, как будто Уилл из экономии бумаги не стал переписывать текст набело, и показались Лукасу и его матери неразборчивыми.

А что, если они вовсе не были неразборчивыми, а написаны каким-то шифром? Лорд Херстон из предосторожности вел свои дневники шифрованным языком. А вдруг Уилл как его секретарь перенял этот метод для записи данных об экспедиции? Только вместо того, чтобы заносить заметки в личный дневник, он отправлял их по почте домой.

Это было разумно.

Это было очень разумно.

Прием заканчивался, и, как только позволили приличия, Лукас с Сесили попрощались и вышли к ожидающему их экипажу.

— Что за спешка? — недовольно спросила Сесили, когда они остались наедине.

Лукас привлек жену к себе и страстно поцеловал, потом сказал с усмешкой:

— Увидишь.

Дорога домой была невыносима — в основном потому, что Сесили старалась выпытать у Лукаса, чем он так взбудоражен, но ей это не удавалось. Когда они наконец остановились перед Уинтерсон-Хаусом, Лукас выпрыгнул из кареты и, подхватив Сесили, поставил на тротуар еще до того, как лакей успел хотя бы опустить подножку. Войдя в дом и держа Сесили за руку, Уинтерсон быстро прошел через вестибюль и стал подниматься по лестнице на второй этаж, где находился его кабинет. Сесили с трудом поспевала за ним.

— Лукас, скажи ты наконец, в чем дело?

— Мне надо было догадаться с самого начала! — сказал он. — Теперь-то я все понимаю, а раньше не видел связи между дневниками твоего отца и письмами Уилла. Ну и дураком же я был, что не подумал об этом! Особенно если учесть, что ты еще в самый первый день сказала, что способна разобрать его чертов шифр.

Сесили в недоумении покачала головой, наблюдая, как Лукас роется в ящиках письменного стола, что-то разыскивая. Наконец он достал связку бумаг и бросил ее на стол:

— Вот!

Он жестом предложил Сесили подойти и сесть за его письменный стол. Она подчинилась. Было немного странно сидеть на том месте, с которого правили герцоги Уинтерсоны, правили если не в буквальном смысле, то в метафорическом. Но она села — хотя бы только для того, чтобы узнать, что Лукас имел в виду, говоря о письмах Уильяма.

— Здесь они все, — сказал Лукас. — Должны быть все. Их было всего четыре.

Он развязал темную ленту, которой были перевязаны бумаги, и наклонился над Сесили. Она почувствовала тепло его тела там, где он к ней прижимался.

— Я вообще забыл об их существовании и вспомнил только сегодня вечером, когда ты молниеносно угадывала названия цветов. Просто нелепо, что я мог о них забыть, но это так. Если окажется, что я тем самым поставил под угрозу жизнь Уилла…

Не договорив, он покачал головой.

Сесили посмотрела на лежащие на письменном столе бумаги. Письма Уильяма, как она предполагала. Но ей нужно понять, почему ее муж вел себя так странно.

— Что это значит?

Лукас глубоко вздохнул, обошел вокруг стола и принялся расхаживать по комнате. По-видимому, он испытывал потребность двигаться.

— Это письма Уильяма к нашей матери, написанные во время этой проклятой экспедиции в Египет.

Сесили не обиделась за такую характеристику экспедиции, не оскорбило ее и ругательство. Она понимала, что Лукаса очень расстроила мысль, что он забыл про письма и тем самым упустил время, что могло иметь роковые последствия.

— И что?

— В тексте встречаются какие-то каракули, словно курица лапой начеркала. Сначала я думал, что Уилл использовал глупый шифр, который мы с ним придумали в детстве. Я никогда не был в нем силен, но предположил, что Уилл хотел сообщить что-то, о чем не хотел говорить матери и Клариссе. Но оказалось, что ничего похожего на наш детский шифр в письмах нет. И они не написаны ни на одном из известных мне языков. Когда я познакомился с тобой, то подумывал попросить тебя взглянуть на эти письма. Но сначала я не был уверен, что могу доверить тебе расшифровку, особенно если учесть, что в них могут содержаться сведения, которые представят твоего отца в невыгодном свете. А потом мы сосредоточились на поисках дневников лорда Херстона, и это как-то вылетело у меня из головы.