Луна над рекой Сицзян - Хань Шаогун

Малые горы проросли из его тела.

Глаза его стали солнцем и луной.

Люди пели и пели.

Землетрясение наконец настало; люди потом говорили, что от колебаний Великая стена на вершине горы полностью разрушилась, даже последние её останки начисто смело. Я ходил смотреть, действительно так.

8

Лао Хэй только-только вернулась из полицейского участка, и большой удачей было то, что на неё не завели уголовное дело. Чтобы помочь своей сестрице и отвести душу, она винной бутылкой разбила голову одному мужчине, и никто не мог уверенно утверждать, было ли это проявлением героизма или же разбоем. Она недавно вышла из ванной и теперь мило свернулась калачиком на диване; волосы её были мокрыми, а влажный жар тела выбивался из-под ворота рубашки. При повороте головы на её шее сильно вздулась какая-то вена.

— Парень, ты же к проститутке идёшь. Разве не знаешь, что дверь нужно пошире открыть?

Я засмеялся.

— Если ты опять решила меня домогаться, придумала бы уж новую уловку!

— Вонючий ублюдок! — Она уставилась на меня. — Не надо, мать твою, притворяться тут праведником. Дождёшься, позову как-нибудь пару своих сестричек, пусть они тебя изнасилуют, тут-то с тебя и сойдёт фальшивое благочестие.

— А для тебя самой это разве не больший позор?

Я ещё сильнее засмеялся.

На этот раз она не стала смеяться, а лишь яростно ударила меня в спину — сейчас я точно её переговорил, и мои слова ранили её. У неё уже появилась отчётливо заметная седина, да и лицо, подобно потрескавшейся земле, было покрыто морщинами. Я знал, что она часто выступает, демонстрируя цигун, и мог представить, что в тусклом свете ламп в ней наверняка было что-то от колдуньи. Так почему же она продолжала исступлённо бегать по бутикам? Почему до сих пор так любила выделываться перед мужчинами, прикидываясь то глупенькой, то милой, то умной, то язвительной, не упуская при этом возможности кокетливо улыбнуться? Вымученная улыбка приводит к проблемам — слишком рано появляются морщины. К тому же все знали о том, что её тонкие губы и маленький рот, а вместе с ними и лёгкие были дочерна прокопчены табаком, а желудок от беспорядочного питания источал дурной запах.

Она действительно была немного жалкой. Все когда-нибудь стареют, и побеждать с каждым разом становится всё тяжелее. И потом, к чему вообще эти победы? Как-то раз, будто в раздумье, она обронила такую фразу: «Вот скука, мужчины, закрыв дверь, все говорят об одном и том же, не странно ли?»

Она как раз чистила туфли и печально улыбнулась, уставившись на носок.

Сейчас она сама позвонила и пригласила меня, должно быть, хотела восполнить пустоту рядом с собой. Она наверняка хорошо понимала, что я полностью вымотан из-за реформ, развернувшихся на работе, и была уверена, что я ослаб настолько, что не выдержу её удара. Если так, всё обстояло ещё печальнее. В конце концов я потёр лицо, похлопал по подлокотнику дивана и сказал:

— Мне пора, ещё дела есть.

Должно быть, все её мужчины, сбегая, говорили похожие слова, пользовались одинаково сомнительными предлогами.

— Иди-иди, проваливайте все, валите куда подальше!

Она горделиво вскинула подбородок, но, замерев на мгновение, пробормотала, что надо бы пойти купить лапши. На самом деле даже без этого её бормотания я бы не посчитал, что она как-то унижается, провожая меня. Она поступала так, как была должна, и у неё не было необходимости слишком много размышлять о собственных мотивах.

— Сегодня погода просто замечательная, — сказал я.

— Чёрт побери, мне надо купить снотворное, — ответила она.

— Ты что, часто просыпаешься по ночам?

— Да под кроватью постоянно что-то стучит!

— Так и не выяснила что?

— Что? Да это точно крёстная без приглашения приходит.

— Ты правда в это веришь, товарищ преподаватель?

— А при чём тут веришь не веришь? Это факт. Я ей задолжала. Если не меня, то кого же ей ещё мучить? Я даже раскошелилась на заупокойное чтение сутр, а она всё ещё недовольна…

Тут она перешла к рассказу о недешёвых расценках на молитвы у буддийских и даосских монахов.

— Может, тебе стоит поехать куда-нибудь развеяться или поменять работу на ту, что тебе интересна.

— Да ладно, всё равно я давным-давно всё это предвидела.

— А своё предвидение тоже предвидела?

— Не надо мне тут лекции по философии читать. Тебе это не кажется смешным?

— К тебе всегда очень многие люди относились с доброжелательностью, а это вовсе не смешно.

Снаружи солнце светило так ярко, что я поневоле сощурил глаза. Обернувшись, я увидел её непривычно взъерошенные волосы, и мне вдруг показалось, что её голова увеличилась, а ноги уменьшились — вместе с парой огромных глаз она неожиданно тоже стала походить на рыбу.

Не смея сказать ей об этом, я в спешке попрощался. В зеркале заднего вида мотоцикла один за другим мелькали грузовики и отражалась оживлённая улица. Многоэтажки ожидали завершения строительства, будто хотели поскорее вырваться из лесов и защитной сетки, раскинуть прекрасные крылья и взлететь. Над рекой натянулась тугая тетива моста; проезжая по ней я не мог не волноваться, мне казалось, что вот-вот тетива вздрогнет и запустит меня высоко в небо. Прямо сейчас сквозь узкую печную заслонку солнца тонны золотого свечения с грохотом обрушивались на город.

Какой-то парень непонятно отчего кричал и смеялся, крутя педали велосипеда с тележкой, нагруженной фруктами и молодой девушкой. Я обогнал их, оставив позади. Его крепкое, покрытое стальными мускулами тело заставило меня в восхищении обернуться и взглянуть на его лицо. Мне подумалось, что это мускулистое, пышущее жизненной энергией тело — хорошее предзнаменование, возможно, теперь я смогу увидеть кое-кого на ближайшем перекрёстке. Я никогда в такое не верил, но всё же постоянно ждал.

Я подъезжал к этому ничем не примечательному перекрёстку.

Что же я хотел увидеть? Чего я ждал?

В итоге я резко свернул на другую улицу, чтобы избежать того перекрёстка.

Было уже поздно. По возвращении первым делом нужно поесть, потом помыть посуду. Такова жизнь. Так и нужно проживать её. Помню, перед смертью тётушка бормотала что-то про миску сладкого картофеля, будто пыталась найти ответ на какой-то трудноразрешимый жизненный вопрос. Я долго носил в себе этот вопрос без ответа, а сейчас ко мне неожиданно пришло понимание, и я могу сказать ей:

«Покушав, иди мыть посуду.

Вот так, сестра».

1986

Печатается при финансовой поддержке Института Конфуция Казанского