Сила главного калибра - Алекс Орлов

Тот помолчал, прислушиваясь к реву мотора, потом ответил:

– Знаешь, я до сих пор не уверен, жив ли… Все так ненадежно…

– Что – все? – не понял Джим.

– Все в этом мире, Джимми.

– Эй, кажется, еще один пост… Раньше его тут не было, – произнес удивленный Финштейн и стал сбрасывать скорость.

Опираясь на левую, еще действующую руку, Тони поднялся и стал смотреть из-за спинки. Прямо на обочине и дорожном полотне были набросаны мешки с песком и несколько железобетонных плит.

– Блокпост, – сказал Джим. – Если ударить в угол, там, где мешки, обязательно проскочим. Сумеешь, Финштейн?

– Снайпер! – крикнул Тони. Они с Джимом моментально пригнулись, а кабатчик замешкался. Пуля ударила в стекло точно напротив его лба и, оставив эллипсовидную молочно-белую борозду, ушла в рикошет.

– Подонки, пять тысяч реалов! Мое стекло стоит пять тысяч реалов! – закричал Финштейн и повел автомобиль на таран.

– В угол правь, в угол! – крикнул Джим, и, едва он распрямился, последовал новый удар. Полетел песок, вспоротые мешки и среди них сорванное правое крыло.

– Эх, еще восемь тысяч!

– Да сколько же стоит твоя машина?

– Девяносто тысяч реалов! – прорыдал Финштейн. – Натуральный нанопластик, видели, как пули отскакивают?

Машина снова стала набирать скорость, вдогонку начали стрелять, но потрясенные атакой полицейские промахнулись, к тому же им мешало облако неосевшей пыли и песка.

– Странно, что за нами еще не послали вертолет… – произнес с заднего сиденья Тони, когда все уже поверили, что очередное испытание позади.

– Что он сказал? – обеспокоенно спросил Финштейн.

– Он бредит, – решительно ответил Джим.

Промелькнул очередной указатель: «Рион – 18 км».

«Может, обойдется?» – подумал Джим, однако все же достал с заднего сиденья КПТ и быстро зарядил.

– Это что растет? – спросил Тони, тупо глядя в окно.

– Трава какая-то… – рассеянно ответил Джим. Все его внимание было приковано к горизонту – слева, справа, сзади и спереди, как назло, простиралась равнина, и вертолет мог появиться с любой стороны.

– Нет, ты не прав, это не трава… Это – сельско… сельскохозяйственная культура, – с трудом выговорил Тони и тут же без перехода добавил: – Они пойдут со стороны солнца, здесь ведь равнина и спрятаться негде.

Джим согласно кивнул: несмотря на контузию, или что там у него было, Тони рассуждал трезво.

Справа потянулись пригороды Риона, двухэтажные белые домики под красными черепичными крышами – идиллическая картинка. Вдоль домов на велосипедах гоняла малышня, у обочины собаки играли свадьбу.

– Мне нужно в туалет, – попросился вдруг Финштейн. – Сил нету терпеть!

– Тормози… – сказал Джим, глядя куда-то правее водителя.

– Я сейчас, я быстро! – засуетился тот.

– Не спеши…

Джим выбрался из машины и еще раз взглянул на горизонт: где-то там, на северо-западе, под солнечным диском, словно мошка за фонарем, пряталась черная точка.

– Дядь, а че ит у тебя? – спросил детский голос.

Джим обернулся. Рядом стоял мальчуган лет шести, конопатый, сопливый и лопоухий – все как положено.

– Ружье, мальчик, – сказал Джим и, подняв КПТ, оперся локтем на крышу «фаэтона».

– Я уже заканчиваю! – сообщил Финштейн; забыв об условностях, он щедро поливал заднее колесо стоимостью двенадцать тысяч реалов.

– Дядь, а чиво он прям там ссыть? – поинтересовался лопоухий.

– Извини его, приспичило бедняге…

Джим подал на себя окуляр прицела и перевел переключатель контроллера в положение «подготовка». Предохранительные створки разошлись, электрическая подача мягко дослала заряд в ствол, одновременно с этим в компенсаторную камеру был подан патрон компенсатора.

Джим припал к окуляру. Выглядевший как точка объект в оптическом прицеле выглядел иначе. В стекле пилотской кабины отражалась оранжевая корона солнца, на подвесках вертолета ждали своего часа два блока неуправляемых снарядов – они могли вырыть на месте «фаэтона» приличных размеров котлован.

За спиной Джима шептались, к первому, самому смелому, мальчишке подошли двое его друзей, теперь Джим отвечал и за их жизнь.

Перекрестье прицела легло на середину кабины, лица пилота видно не было, его закрывал яркий солнечный блик.

«Ну и ладно…» – сказал себе Джим и мягко нажал на электрический спуск.

Бум-м, дзин-н-н! – привычно сработала КПТ, и рядом с солнечным диском на мгновение полыхнуло еще одно, маленькое, солнце.

– Ух ты! Вот этта саданул! – возликовали мальчишки.

– А ишшо, дядь, а? Давай ишшо! – попросил лопоухий.

– Больше нельзя, никто уже не летает, – отмахнулся Джим, усаживаясь в машину.

– А вона!

И мальчишка показал на инверсионный след летящего по своим делам авиалайнера.

– Нет, пацан, беги домой.

– Ну вы даете! – воскликнул угнездившийся на своем месте Финштейн.

– Давай уезжать, пока все не сбежались смотреть, как ты тут отливаешь.

– Вы не поверите, я первый раз в жизни писал на колесо, да еще посреди этой… деревни… – признался Финштейн, запуская мотор.

– О-о, – простонал сзади Тони. – Меня сейчас вырвет.

Явочная квартира, где Джим и Тони надеялись встретиться с местными кураторами, находилась на восточной окраине города. По дороге они заехали в небольшой придорожный магазин, и, пока Тони караулил Финштейна, Джим купил два больших чемодана.

Карту нужного района города напарники помнили хорошо, поэтому спрашивать дорогу ни у кого не пришлось. Впрочем, они все же привлекали внимание видом своей машины: на «фаэтоне» виднелись глубокие царапины, одного крыла не было вообще, передний бампер едва держался. По счастью, на глаза полицейским они пока не попадались, однако везение не могло длиться вечно.

Заставив Финштейна остановить машину метрах в пятидесяти от нужного дома, Джим огляделся.

– Что, приехали? – спросил кабатчик.

– Да, приехали, – подтвердил Джим.

– И больше вам никуда ехать не нужно?

– Не нужно.

– Тогда отпустите меня, пожалуйста, я никому не скажу, куда ездил с вами.

– Мы должны удостовериться, что наши друзья дома. Если это так, ты сразу поедешь назад, – сказал Джим, стараясь не смотреть Финштейну в глаза. Он уже знал, что отпускать этого свидетеля никак нельзя – один раз они проявили слабость, в результате чего по следам пришли контрразведчики генерала Тильзера. А Финштейну было известно куда больше, чем несчастному мастеру по ремонту обувных аппаратов.