Матерятся все?! Роль брани в истории мировой цивилизации - Владимир Жельвис

Требования данной субкультуры могут оказаться решающими при определении того, какое поведение считать чистоплотным. Нередко гигиеническая процедура, совершенно нормальная в одной культуре, кажется нарушением гигиенических и даже этических норм в другой: сравним умывание в проточной воде из-под крана или в раковине, заткнутой пробкой.

Однако, при всех различиях, большинство культур объединяется стойким отвращением к нечистоте, пусть в разной степени. Несомненно, что это отвращение намного старше научного понятия о гигиене, а возможно, старше и самого человечества. Этологи неоднократно отмечают, что обезьяны прекрасно понимают роль экскрементов как средства агрессии, выражения ненависти к оппоненту. Вот выдержка из книги Ю. Линдена «Обезьяны, человек и язык»:

Известный отечественный этолог Н. А. Тих тоже сообщает:

Если всё же начинать традиции внешней опрятности с человеческой стадии, то легко представить их связь с наиболее древними табу. Возможно, что эти традиции связаны с существованием древних священных обрядов очищения, постепенно терявших свой религиозный характер. Здесь по-прежнему много неясного, хотя можно предположить, что в основе древних табу лежит запрет на издавание резкого (не обязательно изначально неприятного) запаха, недопустимого в условиях охоты, условиях, заставлявших искать путей незаметно подкрасться к намеченной жертве. Позже вредный на охоте запах стал восприниматься как неприятный.

Однако так можно объяснить лишь возникновение, но никак не благополучное существование в наши дни уверенности в том, что чистоплотность есть благо. Очевидно, что это обстоятельство можно связать с триумфальным шествием по земле понятий личной гигиены.

Связь здесь двусторонняя. С одной стороны, по традиции сохраняются старые табу, в результате чего вполне оправданное стремление современного человека к соблюдению правил личной гигиены может порой переходить границы разумного и достаточного и достигать почти (а то и буквально) патологических размеров, вплоть до различных маний и фобий, когда человеку всюду мерещатся микробы и он безуспешно пытается избавиться от них, непрерывно умывая руки.

Подчёркнутое, преувеличенное стремление к соблюдению чистоты может даже явиться своеобразным способом самоутверждения личности, особенно если возможности такого самоутверждения ограничены. Сравним известное изречение «Чистота – религия низших классов». Как видим, чистота здесь ослабляет свою связь с гигиеной.

С другой стороны, реальные достижения и открытия современной медицины явно способствуют поддержанию старых табу, их научному оправданию. При этом никого не смущает, что целый ряд упорно сохраняющихся традиций соблюдения гигиенических правил, по существу, является всего лишь ритуальным действием, пришедшим к нам из исторического прошлого.

Можно думать, что в истории инвективного словоупотребления роковую роль сыграла физическая близость детородных и экскременторных, выводящих органов тела, расположение их всех в области телесного низа.

Очень глубоко и точно анализирует это обстоятельство известный писатель Д. Г. Лоуренс, отмечающий, что детородная и выделяющая функции человека, с одной стороны, тесно взаимосвязаны, с другой – как бы противоположны, ибо первая представляет собой творческое начало, а физиологические выделения носят противоположный характер. У морально полноценного человека эти два потока смешиваться не могут, ибо в человеческом сознании их противоположность самоочевидна и ощущается уже на инстинктивном уровне.

Но у человека с невысокими моральными установками эти инстинкты не развиваются, что и ведёт к смешению, слиянию противоположных потоков. Именно в возможности такого неразличения противоположностей и видит Лоуренс секрет существования вульгарной психики и увлечения порнографией. Сравним также финское «(Ae)itisi oli kusella kun sinut sai!» – «Твоя мать ссала, когда тебя зачинала!».

Но при всём при том приходится признать, что между этими двумя потоками существует некая связь. У нас достаточно оснований полагать, что глубоко в подсознании человека находится не столько отвращение к экскрементам, сколько чувство сопричастности, родства, единства с ними.

В некоторых первобытных и даже современных субкультурах физиологические выделения рассматриваются не только как нечто несъедобное и отвратительное, но и как, напротив, нечто желанное и приятное, а также творческое начало.

В таком понимании могут быть, например, представлены экскременты богов – пища для обычных людей. Сравним также мнение русских крестьян сравнительно недавнего прошлого, что, «когда идёт дождь – это Илья-пророк мочится».

Выделения богов, святых и священных лиц или животных могут рассматриваться как магические амулеты, священная ритуальная пища или медикаменты. Таково, например, отношение к экскрементам далай-ламы в Тибете или к коровьему помёту и моче в Индии и Тибете. В древней Ассирии экскременты составляли часть жертвоприношений на алтаре центрального божества. Известны древние ритуалы, во время исполнения которых пили человеческую мочу и ели человеческий и собачий кал. Таковы ритуалы племен зуни и пуэбло (Нью-Мексико, США). В японской мифологии из рвоты, мочи и экскрементов богини Изанами родились другие боги. Американские индейцы чинуки вводят мочу как пищевой компонент.

И сегодня можно услышать мнение тех, кто ещё верит в магические ритуалы, что через экскременты, равно как и через обрезки ногтей, волосы и так далее можно нанести человеку вред или даже умертвить его

Американский исследователь P. Э. Фитч говорит даже о вполне современном обожествлении грязи вообще и экскрементов в особенности и в этой связи цитирует роман Э. Хемингуэя «За рекой в тени деревьев», где полковник, посещая то место, где он получил ранение во время Первой мировой войны, испражняется прямо на этот пятачок и закапывает там же денежную купюру.