Степь в крови - Глеб Булатов

Аваддон встал. В мечущихся по стенам языках пламени чернела его высокая, худая фигура. Его хриплый глухой голос надрывался. А за частоколом, уже близко, нарастала ружейная стрельба.

– Тася! – будто только сейчас вспомнив о присутствии дочери, воскликнул Аваддон. – Попрощайся с господами и иди собираться. Мы отправляемся.

Тася встала, поклонилась гостям и выбежала вон, не в силах сдерживать рыдания.

– Было время строить воздушные замки. Пришел час взрывать мосты. Капитан! – Аваддон возвысил голос. – Без сомнения, ваш подвиг не останется безвестным. И не ваша вина в том, что все рухнуло. В этом нет ничьей вины. Здесь действуют силы, находящиеся вне нашего разумения и власти. Прощайте же.

Аваддон вышел. Следом исчез слуга. Три наших героя остались одни в огромной зале. Камин догорал. Стрельба и артиллерийская канонада нарастали и оглушительным ревом врывались внутрь.

– Нам пора, – сказал Зетлинг.

По пустому дому они вышли на крыльцо. Двор был безлюден. Солнце село, но тьма еще не спустилась на землю. Моросил дождь. Туман и сырость расползались по земле, взбирались на холмы и дорожные насыпи. Три гнедых жеребца рвали удила у коновязи.

Пушки на другом конце леса заливались раскатистым грохотом. Из города доносилось эхо от взрывов и бурчание пулеметов. Внезапно во всеобщий гвалт вторглось нечто новое, накатистое и могучее. Собрав в решающем ударе все силы, Шкуро повел кавалерию в атаку. Рассыпавшись лавой и сметая передовые разъезды красных, казаки опрометью, на плечах бегущих, ворвались в лес. Началось беспощадное истребление. Рубились все со всеми. Без выстрелов, в надвигающейся тьме, среди исполинских дубов, потеряв строй, казаки бились за мертвый город за своей спиной.

Наводненный большевиками лес встретил степную лаву стойко. Заваливая овраги телами, две стремнины рассыпались на мелкие, беспорядочно мечущиеся группы. Спешившись, казаки врукопашную остервенело пробивались вперед. Битва достигла стен покинутой усадьбы Аваддона.

Вдруг, на миг, все смолкло.

– Что-то будет, – веско пояснил Минин, с напряженным лицом вслушиваясь в шум боя.

Выждав, когда иссякнет наступательный порыв последней атаки Шкуро, большевики бросили в бой резервы. Конница красных ворвалась в город.

– Нам пора, – с сожалением в дрогнувшем голосе сказал Зетлинг. – Лес, должно быть, чист.

– Тогда по коням! – воскликнул Минин.

– По коням! – подхватил Самсонов.

В воротах Минин поднял коня на дыбы, пронзительно по-степняцки свистнул и поскакал вслед за друзьями.

В Новочеркасск вернулась война. Звуки и запахи жизни заглушил грохот пушек. Размазанная по огромному снежному блюдцу степи, белая армия откатывалась на юг, к городу. Под руку с ледяным ветром в дома врывалось отчаяние.

Шли двадцатые числа декабря 1919 года. На подъездах и в пригородах скапливались шумные обозы с ранеными и беженцами. Тиф косил тысячи людей. Обмороженные тела сталкивали в кювет, и обозы ползли дальше. Но страшнее канонады и ночных зарниц над горящими станицами, страшнее мора, голода и всех зримых бедствий этой грозной зимы было отчаяние. Безнадежность обосновалась в глазах людей, молодых и доживающих свой век, еще бьющихся и уже оставивших надежду.

Но паники не было. Для нее не оставалось сил. Было вязкое, липкое, холодное безразличие. Люди не хотели драться, не могли бежать и не умели достойно погибать. Они равнодушно отдавались року. И он не заставлял напоминать о себе. Воодушевленная легкими победами Красная армия сжимала кольцо вокруг донских столиц…

– Господин штабс-капитан!

Зетлинг натянул поводья и обернулся. Расталкивая локтями зевак, из толпы навстречу ему пробивался есаул Куцеба.

– Господин штабс-капитан!

Левая рука есаула висела на перевязи, но по выражению лица и энергичным движениям можно было заключить, что этот факт нисколько не омрачает его приподнятого настроения.

– А! Господин есаул! – Зетлинг нагнулся над лукой и подал руку. – А это что? В кабацкой драке?

– Как можно! – желая опровергнуть подозрение Зетлинга, Куцеба попытался снять бинт.

– Не нужно, – остановил его Зетлинг. – Тогда где же?

– В бою под Егорлыцкой! – гордо ответил есаул.

– Неужто? Сколько я вас помню, вы были не охотник до чужих свар.

– До чужих я и сейчас не охотник. Но коли большевички на наш Дон пришли, так самое время грудью встать.

– И что теперь? В госпиталь?

– Только оттуда. Забит до отказа, не продохнуть. Но вы меня не списывайте. Есть еще порох! – есаул выпятил грудь и самодовольно сообщил: – Я назначен командовать ротой ополченцев.

– Что за ополченцы?

– Так, собрались городские субчики, купеческие сынки да прочие. А я над ними. Уму-разуму буду учить!

– Что ж, успехов. Только знайте, раз уж от вас зависят чужие жизни, что город нам не удержать, и армия начала переправу через Дон. Так что и вам мой совет здесь не задерживаться.

– Не может такого быть, чтобы сдали столицу! – Куцеба болезненно воспринял известие. – Это добровольцы могут сбежать, а казаки никогда такого не допустят.

– Дело ваше. Удачи!

Зетлинг пришпорил коня и оставил обескураженного есаула в снежной пыли. Пронизывающий ветер резвился в белой и ледяной степи. Ослепительная чистота раскинулась окрест на десятки видимых глазу верст. И только одна черная от людского и животного потока утоптанная полоса дороги вела прочь от города.

Зетлинг скакал рысью, пробираясь сквозь плотную массу беженцев. В толпе шли дети и женщины, телеги с ранеными, но больше всех в ней было бесстыдных, отъевшихся харь. На дезертиров смотрели как на обыденное, такое же, как и все прочее, естественное и потому ищущее спасения в бегстве.

Зетлинг прошел с армией весь путь поражений от падения Воронежа до битвы под Егорлыцкой. Он был ранен и изможден. По иронии судьбы, попав в город вместе с отступающими тылами, он не нашел другого места для жилья, кроме как достопамятного номера в пятом этаже гостиницы «Дон», из окна которого шагнул в вечность Никанор Иванович.

Зетлинг по достоинству оценил насмешку судьбы. Но вкусить благ городского комфорта не успел. Этим утром, когда штабс-капитан разложил скудные пожитки и намеревался позавтракать, в дверь номера постучали. На пороге стоял коридорный. Он сообщил, что внизу дожидается юноша и желает видеть господина штабс-капитана. Чувствуя беду, Зетлинг спустился в фойе. Навстречу ему вышел почти мальчик, вчерашний гимназист, с рассеченным лицом и висящей левой рукой. Он был одет по форме драгунского полка Минина.

– Рядовой Черкасов! – представился юноша. – Имею честь служить добровольцем драгунского полка и…