Домой, во Тьму - Антон Мякшин

Николас лежал грудью на столе. С трудом подняв голову, он увидел перед собой кожаный мешок. Несложно было ему угадать, что именно в этом мешке. Чтобы не сползти на пол, он загреб руками по столу. Пальцы его скользнули по мешку.

Пелип с рассеянным интересом наблюдал за ним.

– Ты вернулся за Ключом или за моей жизнью? – спросил он наконец. – Наверное, и за тем, и за другим. Ты едва жив, но все пытаешься убить меня. Удивительно– ты пронес свою ненависть через поколения и пространства, а вот у меня так не получилось. Я смотрю на тебя равнодушно. А ты… Постой-ка! Ты ненавидишь меня из-за той женщины! Я прав?

Николас не ответил, старательно восстанавливая дыхание. Пелип немного отступил к окну, держа одну руку У груди (сквозь пальцы все еще сочилась кровь), а в другой сжимая чашу.

– Должен тебя разочаровать, – говорил он. – Я не убивал твою женщину. И я не пытался убить тебя. Если бы я этого хотел, я бы встретился с тобой один на один. Да, так было бы лучше. Так было бы правильно.

Нет, не получится сейчас подняться… Еще несколько минут нужно, чтобы собрать остатки сил. До графа осталась всего пара шагов. Один рывок – вцепиться в глотку и не отпускать… Пелип еще говорит. Неважно, что он там говорит, Николас все равно не слушает, а в том, что все-таки услышал, не видит ни капли смысла.

– Знаешь, а тебе повезло больше, чем мне, – глядя в свою чашу, сказал Пелип. – У тебя была женщина, и, судя по всему, она для тебя значила много. Наверное, и ты ей был небезразличен. А у меня никогда никого не было… – Он вдруг усмехнулся. – Когда я узнал о тебе, мне стало странно: почему это мы раньше не встретились. Только позже я понял, что встретиться мы должны именно так, как это и произошло. Понимаешь, о чем я?

Николас все-таки сумел встать на ноги. Пелип поднял на него глаза, окровавленной рукой в задумчивости провел по красной бороде. И отвернулся к окну.

– Повелитель уже близко… – проронил он, глядя вниз.

Такого момента упускать было нельзя. Николас, спружинив ногами, перекатился по столу и упал сзади на Пелипа, сцепив обеими локтями ему шею в захват. При этом он наткнулся подбородком на горб, оказавшийся неожиданно мягким и упругим.

Граф устоял на ногах. Издав короткий хриплый звук, он вывернулся из захвата, смазав Николаса локтем по груди.

Удар, несмотря на отсутствие размаха, был такой силы, что Николаса отбросило на другой конец комнаты. Всем телом он приложился о стену и сполз вниз. В руках у него остался красный лоскут плаща.

– Успокойся наконец! – сквозь гулкий шум в ушах услышал он, как рявкнул Пелип.

Николас сморгнул кровь с ресниц. Граф совсем содрал с себя косо обвисший плащ. И выпрямился, став мгновенно выше и стройнее. Горб исчез, как его и не было. Из-за спины графа широко распахнулись два больших кожистых крыла – от одной стены комнаты до другой. Распахнулись, дрогнули и бессильно опали.

– Лаблак… – невольно вырвалось у Николаса, само собой вырвалось – прежде чем он успел окончательно понять, кто стоит перед ним.

– Эльвар, – поклонившись, ответил Пелип.

Рана на его груди уже не кровоточила.

– Не помню, когда я последний раз летал, – сказал граф. – Это-то и было, наверное, самое отвратительное. Каждый час своей жизни осознавать себя сильнее, лучше, совершеннее других – и все же быть вынужденным скрываться. Тогда я и решил: чтобы жить не согбенным уродом, а тем, кто я есть на самом деле, нужно подмять под себя остальных. Оказалось, что это очень просто – подбить людей на восстание. Тем, кто вечно унижен, достаточно пообещать, что когда-нибудь они сядут на места своих угнетателей. И тогда с ними можно делать все что угодно. Когда моя армия стала редеть, они радовались и этому. Погибали друзья, с которыми они делили место у костров, а они каждый раз подсчитывали, сколько теперь добра придется на их долю. В конце концов мне стало противно. Я утратил желание драться, а вместе с ним потерял веру в победу и сдавал город за городом. А потом пришел Повелитель. Я слишком поздно узнал его, но даже и узнав, называл так, как называл раньше. Мартин. Боялся поверить… Да, наверное, так…

Николас попытался подняться, держась руками за стену. Не сразу, но у него это получилось. А Пелип вдруг резко подался через стол – перегнулся так, что горб на его спине обозначился много острее, чем раньше. Впрочем, какой горб? Пернатый тугой ком.

– Ты помнишь Потемье? – спросил Пелип. – Наше Потемье? И я тоже ничего не помню… Ты ведь не раз задавался вопросом: зачем ты здесь? Так? А Повелитель открыл мне эту тайну. У каждого из нас – у тебя и у меня – была своя миссия. Но в последний момент Повелитель решил все переиграть. Из-за этой твоей женщины! Ты показался ему ненадежным звеном в строгой и правильной цепи. Ты не должен был любить и сострадать! Эта женщина… А потом и мальчишка! Повелитель одним взмахом решил обрезать твою миссию и твою жизнь. Никто, кроме тебя, не мог обрести Ключ– и после того, как ты это сделал, ты стал ненужным. Дальше твою работу делаю я – так предполагал Повелитель!

Пелип поднял чашу и заглянул в нее. Сглотнул слюну.

– Я… не понимаю тебя… – выговорил Николас. – Кто он – этот Повелитель?.. У меня есть Ключ, открывающий Врата в Потемье. Потемье…

– Да. Верно. Ты догадался. Врата в Потемье. Дорога домой. Только, друг мой и враг, наверное, ты думал лишь о том, чтобы вернуться. О том, что произойдет после того, как Врата будут открыты… так далеко ты не заглядывал, охваченный страстным желанием оказаться там, где тебя не считают враждебным и опасным чужаком… Ха! Получается, что сейчас… то, что я сделаю, спасет тебе жизнь. Больше Повелитель не будет пытаться убить тебя. И ты станешь… – Пелип говорил, всхлипывая. Это было мало похоже на смех, но еще меньше – на рыдания. – Ты станешь как я… И дойдешь до самого конца… И вспомнишь сегодняшний день и будешь готов отдать все за то, чтобы оказаться на моем месте…

И Пелип поднес чашу ко рту. Николас вдруг понял, что сейчас произойдет. Нет, он не испытал жалости к огнебородому графу, ему важно было до конца понять, о чем так путано и сумбурно говорил лаблак.

– Постой! – закричал Николас.

Запрокинув голову, Пелип пил медленными, крохотными глотками. Он, очевидно, торопился, но не мог быстрее. А Николас смотрел, не в силах оторваться. Зрелище тянуло его к себе – Николас проделал два нетвердых шага к столу, за которым стоял Пелип.

Через несколько секунд под ноги графа застучали тяжелые капли. На его красной рубахе – прямо под грудью появилась черная точка. Она росла, превращаясь в дыру с обугленными неровными краями, – капли падали и оттуда – и все чаще. В глубине дыры шипело и прыскало прозрачным серым дымом.

На лбу Пелипа вздулись синие переплетенья вен. Из-под опущенных век и из носа брызнули первые струйки крови. Но он не останавливался.

Он до последнего момента оставался на ногах. Опорожнив чашу до дна, он отнял ее от громадного черного провала на том месте, где минуту назад был его рот. Он натужно икнул – из провала вырвалось большое облако серого дыма. Тело его начало оседать, бесформенно изменяясь, будто плавясь. Густо окутанное дымом, тело стекло под стол, но и там продолжало съеживаться, уподобившись неистово извивающемуся клубку змей. И неожиданно затихло, став темной кучкой, – такой маленькой, что ее можно было накрыть одной ладонью.