Домой, во Тьму - Антон Мякшин

Разбудил его тревожный запах гари. Вода мягко несла плот, по берегам был уже не лес, а равнина, и справа, вдали, в утреннем прозрачном свете колыхалось багровое зарево. Должно быть, горел целый поселок.

Николас забеспокоился: он понятия не имел, где находится. Река могла течь прямо, а могла и сменить направление. Местность по обоим берегам была незнакома. Впереди росли и все темнели посреди утреннего тумана, обретали вещественность высокие скалы. Надо было приставать к берегу, но его тело противилось всякому резкому движению. Кости еще не срослись окончательно– он это чувствовал. К тому же плоть, восстанавливаясь, нестерпимо зудела, а вода хоть немного, но успокаивала зуд. «Еще пару часов, – сжалился над собой Николас. – Дотяну до скал, а дальше пойду пешком…»

К полудню по правому берегу выросла неподвижная громада замка. Николас выгреб на сушу, поднялся на ноги. И, опираясь на меч, пошел к замку, стараясь ступать осторожно и плавно. Он готовился объяснять причину своего визита хозяевам, но замок оказался пуст. Только входя в открытые настежь ворота, Николас заметил позади себя на горизонте тучу пыли, а чуть позже увидел войско, стройными колоннами направлявшееся в его сторону. Отступать обратно к реке было поздно. Не оставалось ничего, кроме как войти в замок и затаиться там. Уже из окна одной из башен он различил красные перья на шляпах подходящих воинов.

Пока он сидел на полу, раскинув ноги, ни о чем не думая, просто набираясь сил, за окном совсем стемнело. Он поднялся, хмуро поглядел на кровавые подтеки на том месте, где только что находилось его тело, тихо приоткрыл дверь, высунул голову в коридор и прислушался.

Абсолютная тишина удивила его.

Сколько он пробыл в этой комнате? Часа два? Или чуть больше? За это время по коридору несколько раз пробегали целыми группами. Грохотали башмаки с деревянными подошвами, клацали подбитые железом сапоги, шуршали кожаные охотничьи чуни. Звенела сталь. Приглушенные толстыми каменными стенами, долетали сюда, в маленькую комнатку, вопли, в которых мешались волнение и торжество.

И вот теперь все стихло.

Они ушли?..

Николас, почти не таясь, пошел по коридору. Нигде не горели ни факелы, ни светильники. Было совсем темно, но темнота не мешала ему различать дорогу.

Наткнувшись на лестницу, ведущую вверх, Николас остановился, ужаленный знакомым чувством.

– Не может быть… – прошептал он. – Не может…

Был только один способ проверить, не ошиблись ли его чувства, и он не колебался. Зажмурившись, он вытянул руки ладонями вперед, сосредоточился, медленно поворачиваясь…

Есть!

Открыв глаза, он не удержался на ногах, упал. Отдышавшись, поднялся. Кровь из открывшейся на лбу раны извилистой струйкой побежала по виску. Но на это Николас не обратил внимание.

Эльваррум. Ключ. Его Ключ находится где-то поблизости, за одной из этих стен. В руках Братства Красной Свободы. Как они могли завладеть Ключом? И что сталось с Янасом и священником?

Следовало передохнуть хотя бы несколько минут, но Николас не мог ждать так долго. Он вытащил меч. Опираясь одной рукой на стену, другой – на рукоять меча, он двинулся вверх по лестнице.

А она вилась и вилась вверх. И неожиданно оборвалась полукруглым входом в очередной коридор, очень узкий и короткий. В конце коридора была дверь.

Николас толкнул ее и перевалился через порог, держа меч перед собой, готовясь бить или блокировать удар.

Эта комната походила на ту, которую Николас недавно покинул. Такая же пустая. Разве что мебели здесь было побольше. В центре большой стол, на котором лежит темный кожаный мешок, и несколько стульев, сломанных, раскиданных тут и там. На голых каменных стенах – обрывки гобеленов.

В глубине комнаты у открытого окна стоял человек в длинном красном плаще, вздутом на спине из-за большого горба. От стука распахнувшейся двери человек обернулся. Шевельнулись огненные космы бороды, под неровными прядями красных волос вспыхнули серой сталью широко открытые глаза.

Голова болит у Янаса. Но сильнее этой боли чувство вины за то, что Ключ, который перешел ему от Николаса, навсегда потерян. И, когда он подумал об этом, ниточка, связывавшая его с Ключником, оборвалась. Топорик на минуту снова превратился в слабого и запуганного мальчишку, того мальчишку, который когда-то в далеком Верпене уцепился за колдуна, как утопающий цепляется за протянутую над водой ветку со спасительного берега… Чтобы не заплакать, он сжал зубы и замотал головой. Боль, колыхнувшаяся в затылке, прогнала слезы. И словно немного отрезвила его. Через сколько он прошел – и все для чего? Чтобы умереть в северной глуши в отчаяние и тоске вины? Он уже не трусливый и слабый мальчишка – и никогда таким не будет. Он сделает то, что должен сделать! На нем одном лежит ответственность за весь этот мир! На нем одном…

Отец Матей и Тремьер сидят по разным углам каморки. Не смотрят друг на друга.

Топорик поднялся на ноги. Голова на мгновение закружилась, пол под ногами волнообразно заколыхался и не сразу снова стал твердью. Чтобы удержаться, мальчик подался вперед и схватился за подоконник.

Далеко внизу, во дворе замка, горело несколько костров. Кучками сидели воины – кто-то точил меч, кто-то дремал, кто-то молча смотрел в огонь, очевидно готовя себя к предстоящей схватке. Переговаривались негромко, словно берегли блаженную тишину, которая вот-вот могла взорваться тревожным гулом турьего рога, возвещающего о приближении врага. А крестьяне занимались каким-то странным делом – мазали друг другу лица золой из костров.

– Зачем они это делают? – спросил Янас. – Пачкают себя?

– А?.. Крестьяне? – рассеяно покрутил головой отец Матей, тоже подошедший к окну. – Древний языческий обычай. Ступая на путь воина, лакниец торжественно предает себя духам ярости. Считается, что духи будут оберегать его в бою, требуя взамен крови убитых воином врагов. Тот же, кто берет в руки оружие, не будучи воином, должен скрывать свое лицо, чтобы духи не могли отомстить ему за обман, когда он вернется в мирную жизнь…

Янас перевел взгляд в угол каморки, где темнел застывший зев камина.

– Барлад все равно не оставит нас в живых, – проговорил вдруг отец Матей.

– Ты тоже это понял? – подал голос Тремьер. – Если бы он нас убил сегодня, Гульд мог сорваться и испортить ему все дело. Он подождет удобного момента…

– Погодите-ка! – воскликнул мальчик.

Матей и Тремьер встрепенулись. Тремьер даже поднялся на ноги.

– Что ты задумал? – недоверчиво покривился он.

Не отвечая, мальчик метнулся к двери, ощупал пальцем щель между дверью и косяком. Затем сорвал со стены факел и, близко поднеся его к щели, осторожно повел огненным шаром снизу, от самого порога – вверх. То место, где свет наткнулся на темную преграду, примерно посередине двери, он отметил ногтем.