Костяной капеллан - Питер Маклин

– Правильно, молодчина, – похвалил я. – Именно этим налётчики и занимаются. Ударяют стремительно и сжигают всё дотла. Если я попрошу тебя, Билли, что-нибудь поджечь, окажешь мне такую услугу? Например, цех или постоялый двор?

Он поднял глаза на меня, хотя, сказать по правде, к этому времени отрок уже почти сравнялся со мной по росту.

– Искусством? – спросил он. Я кивнул.

– Да, дружище, искусством.

– Смогу, – ответил парнишка и ухмыльнулся. – Старый Курт мне ничего крупного поджигать не позволял, но если попробую, то смогу, я знаю.

– Молодчина! – повторил я. В темноте я почуял на себе недовольный взгляд Анны, но пришлось оставить его без внимания. Билли Байстрюк уже вполне зрелый боец, не хуже других, нравится это Анне или нет. Если верны мои прикидки, из моих людей он самый опасный. Ну, может быть, за вычетом Тесака. Вспомнилась мне битва в «Золотых цепях», как мы укрывались за столами от сканийского чародея. Вспомнилось, как Тесак подкрался к нему со спины и вскрыл ему шею, и никакое грёбаное чародейство тогда чужака не спасло. Тесак тоже весьма опасен, напомнил я сам себе. Ко всему прочему, он по-прежнему остаётся не моим солдатом, а человеком Йохана. Все мои попытки выстроить с ним доверительные отношения оказались бесплодны. Он с явной радостью перебрался на постоялый двор в Скотобойном закоулке, и с тех пор мы почти не виделись. Говорил он очень мало, и я не имел ни малейшего понятия, какие рычаги им движут. Что-то привязывает Тесака к моему брату, какие-то узы преданности, закалённые войной, но что же именно, выведать так и не удалось. Я не знаю даже, откуда он родом, но умеет он такое, чему обучают отнюдь не каждого призывника. Поставил бы золотую крону против ломаного медяка: до войны Тесак был наёмным убийцей, но где он промышлял и на кого работал, оставалось загадкой. Пока он в рядах Благочестивых, всё прекрасно, но доверял я ему даже меньше, чем сэру Эланду – пока тот не доказал свою преданность; в общем, тут есть над чем покумекать.

– Порядок, – сказал я и оправил плащ на плечах. За плечами над толстым слоем кожи ощутимо мешала кольчуга. – Вот за этой улицей кончается Вонище. Там – Доковая дорога, ведёт через все Колёса к морским причалам. Всё вокруг – владения Кишкорезов. Ну а мы сейчас прогуляемся вдоль по этой улице, не спеша и со вкусом. Билли, жилые дома не трогай, но заведения, на которые я укажу, жги безо всякой пощады. Анна, Борис, если какой-нибудь говнюк вылезет нам навстречу и попробует нам помешать – мочите его без жалости. Когда состыкуемся с Йоханом и его ребятами – разворачиваемся и драпаем назад до Вонища, точно за нами сами боги войны гонятся. Все всё поняли?

В ответ мне закивали, а улыбка на лице у Билли Байстрюка показывала, как ему не терпится приступить к налёту.

– Да, дядя Томас, – сказал он.

Мы вышли на Доковую дорогу, и первой нам попалась пекарня, которая, как мне было известно, платила дань Мамаше Адити. Я указал на здание, и Билли улыбнулся ещё шире. Остановился посреди улицы и уставился на окно лавки; его накидку постепенно заносило снегом. Через миг лавка озарилась изнутри бледным огоньком. Потом он стал ярче, наконец стало видно, как стёкла лижут языки пламени.

– Готово, – сказал парнишка.

Я кивнул, и мы двинулись дальше.

– Колдовство, – вполголоса пробурчала Анна.

– Чародейство, – поправил я. – Это не одно и то же, Анна.

Не уверен, что вижу между ними разницу, но Анна пусть эту разницу почувствует.

За нами послышался крик, со звоном стали лопаться стёкла, зазвучали испуганные голоса – это пекарь с семейством боролись с пожаром. Они не были мне врагами, но ведь и жители Мессии мне ничего плохого не сделали. Так же и в Абингоне. Мирное население всегда страдает во время войны, ничего уж тут не попишешь. Я точно так же не мог встретиться с Кишкорезами в открытом бою, как и наши полководцы не могли ввести гарнизон в Абингон, минуя городские стены. Пришлось нам палить по этим стенам из пушек и брать город штурмом, всё на своём пути предавая огню и мечу. Как по мне, нынче было то же самое.

– И вон там, – указал я на свечную лавку. Та вспыхнула даже бодрее, чем я ожидал, а пламя затем перекинулось и на соседнюю лавку портного.

Эллинбург по большей части построен из оштукатуренного дерева, а оно горит хорошо даже холодной и сырой зимой.

Мы же поспешили дальше, слушая, как за нами множится крик и переполох. Это всё, впрочем, были только заведения под покровительством у Кишкорезов, и при том, что мы порядком доставили им хлопот, настоящего ущерба толком пока нанести не успели. Для этого надо добраться до «Жеребятни».

К лошадям эта «Жеребятня» отношения не имела. Это было любимое место Мамаши Адити во всём Эллинбурге: бордель, в котором трудились мальчики. Она и сама предпочитала ребят помоложе, кроме того, хватало и мужчин, которые разделяли её предпочтения, и заведение процветало. «Жеребятня» располагалась почти в самом конце Доковой дороги – там она привлекала заезжих моряков, которые за время плавания приохотились к смазливым юнгам. «Жеребятню» я задумал спалить дотла. С этим, однако, следовало быть поосторожнее. Тамошние мальчики никому ничего плохого не сделали, и при том, что мирное население всегда страдает во время войны, я не хотел бы видеть их муки. Как по мне, эти ребятки уже и так натерпелись всякого. Тут-то и начиналась вторая часть моего замысла, которой я не делился ни с кем.

Доковая дорога осталась позади, теперь бригада шла переулками. Видя, что на всём протяжении главной улицы полыхают пожары, Кишкорезы, поди, не станут спокойно на это смотреть, а вступать в открытый бой сейчас нам без надобности. Особенно всего с двумя взрослыми бойцами и мальчишкой. Колёса я знаю лучше, чем большинство жителей Вонища, и это было одной из крайне немногих заслуг моего отца. Когда я был ребёнком, он, как уже писалось, строил дом для Старого Курта – вот и меня, бывало, брал с собой. Уже и не припомню, сколько раз гоняли меня местные отморозки, так что пока я от них удирал, спасая свою жизнь, вызубрил все эти закоулки как свои пять пальцев. Надо сказать, такого рода воспоминания накрепко въедаются в память.

Анна, Борис и Билли шли за мной по узким проходам – все молчали, слышен был только рёв пожара, который тушили на главной улице. Я вёл отряд приблизительно вдоль Доковой дороги, извилисто петляя между цехами и доходными домами. Остановились мы только раз – я указал на заднюю стену сапожной лавки и велел Билли подпалить её с тыла. После этого мы поспешили дальше, пока наш переулок не упёрся в площадку позади «Жеребятни».

– Значит, так, – объявил я. – Вот оно. Вот любимое заведение нашей Мамаши Адити, и я желаю, чтобы оно сгорело дотла. Но не сразу, сперва надо кое-что провернуть. Там ребята внутри, нужно дать им выбраться на улицу.

– Что за ребята? – не понял Борис.

– Мальчики-шлюхи, – пояснил я. – Молоденькие. Слишком, чёрт побери, молоденькие для своего ремесла. Мы выведем их из здания.