Лиловые орхидеи - Саманта Кристи

это обязательно произойдет, Бэйлор.

– Как ты можешь быть в этом уверен? – спрашиваю я, слезы щиплют мне глаза.

Он вытаскивает из букета один цветок и протягивает его мне. По его взгляду я вижу, что он вспоминает историю про лиловые орхидеи, которую я ему рассказала когда-то очень давно. У меня в ушах звучит эхо его слов, сказанных вчера ночью. Я помню все, Бэй.

– Потому что то, что у нас было, – то, что у нас есть, – случается очень редко. Если бы это было не так, ты бы вышла замуж, – говорит он. – Наша история не закончилась. Мы еще даже не приблизились к концу. Для меня всегда существовала только одна женщина. Я был у тебя первым, милая, и я готов на все, чтобы стать у тебя последним.

У меня дрожит подбородок, я сглатываю.

– Тебе придется дать мне время, Гэвин, – прошу я сквозь слезы. – Кто знает, как Мэддокс на все это отреагирует. Он для меня самое важное. Надеюсь, ты сможешь это понять.

– Ничего другого я и не ожидал, – говорит он. – Я готов ждать, Бэй. Я хочу, чтобы ты смогла мне доверять. Я хочу, чтобы Мэддокс мне доверял. Но пожалуйста, не заставляй меня ждать слишком долго. Я и так уже пропустил семь лет его жизни.

По дороге домой я думаю, о чем мы договорились. Гэвину нужно вернуться в Лос-Анджелес, потому что у него там работа. Он владелец компании, и я не жду, что ради нас от нее откажется. Он сказал, что планирует вернуться в выходные.

Значит, у меня есть четыре дня. Четыре дня, чтобы подготовить Мэддокса ко встрече с отцом, о котором он ничего не знает. Я ужасно боюсь, что он его возненавидит. Я ужасно боюсь, что он его полюбит. Я ужасно боюсь, что Мэддокс привяжется к нему, а Гэвин бросит нас и разобьет ему сердце.

Как он может утверждать, что любит меня? Он меня больше не знает. Он не понимает, что восемь лет назад я потеряла способность полюбить мужчину. Он уверен, что я тоже его полюблю, но когда он узнает, что я на это не способна, когда он узнает, что эта часть меня умерла, когда мне было восемнадцать, захочет ли он меня тогда?

Глава 32

Мэддокс смотрит на меня с недоумением. С любопытством. С… радостным волнением? Он переводит взгляд с меня на Кэлли, которую я попросила присутствовать для моральной поддержки. За последние полчаса я как могла попыталась все ему объяснить простыми, понятными ребенку словами. Я решила сразу все ему рассказать. Дать ему время свыкнуться с новостями о Гэвине, перед тем как они встретятся. Поэтому как только он пришел сегодня из школы, я усадила его для разговора.

– Ты все понял? – спрашиваю я, думая о том, насколько ошеломляющим это должно быть для семилетки.

– Да, – отвечает он. – Тот дядя в бассейне в отеле – это мой папа. Но он не знал, что он мой папа, пока меня не увидел. – Он хмурится. – Тогда почему он не сказал мне, что он мой папа?

Я виновато смотрю на Кэлли и потом возвращаю взгляд на Мэддокса.

– Понимаешь, очень давно, когда ты еще не родился, у нас возникло большое недопонимание. И из-за этого недопонимания я думала, что твой папа не хочет с тобой встречаться, поэтому я попросила Кэлли увести тебя из бассейна прежде, чем он успел тебе сказать, что он твой папа. Потом мы уехали из отеля, а ему потребовалось несколько недель, чтобы меня разыскать и сказать, что на самом деле он очень хочет с тобой встретиться и хочет проводить вместе время, если ты не против.

Он смотрит на Кэлли. Я, может, и его мама, зато она – его лучшая подруга, а не просто няня. Он все с ней согласовывает. На прошлой неделе я хотела подровнять ему волосы, потому что мне показалось, что они стали слишком непослушными – как у Гэвина, – и он настоял на том, чтобы дождаться Кэлли и спросить, что она об этом думает.

Кэлли кивает, подтверждая мои слова.

Мэддокс прищуривает глаза и снова смотрит на меня:

– Обещаешь, что мне не придется уехать от тебя и Кэлли и жить с ним?

– Обещаю, – говорю я, всем сердцем надеясь, что так и будет.

– Тогда ладно, – говорит он с легко узнаваемой усмешкой Макбрайдов.

– Вот и хорошо, значит, договорились. Он придет к нам в субботу.

От меня не ускользает то, что мы по-прежнему называем Гэвина «он». Мне все еще неловко называть его отцом Мэддокса в присутствии Мэддокса. Вполне понятно, что Мэддокс испытывает такие же чувства. Может, со временем.

– Но у меня же в субботу матч, – ноет Мэддокс.

Я чуть не закатываю глаза от того, насколько важен стал для него футбол. Гэвин будет вне себя от счастья.

– Тогда ему придется прийти посмотреть, как ты играешь. Кстати, он и сам когда-то довольно неплохо играл в футбол. Он был центральным кем-то там в футбольной команде нашего университета.

Мэддокс широко раскрывает глаза:

– Он придет на мой матч?

У меня хорошо получается считывать его эмоции, но сейчас я не могу с уверенностью сказать, произнес он эти слова с ужасом или с радостным возбуждением.

– Конечно, придет! – говорю я. – Давай я сначала приглашу его к нам домой, чтобы вы могли поговорить и познакомиться, а потом все вместе пойдем на твой матч.

– Можно я пойду поиграю? – спрашивает он, не в силах усидеть на месте.

Наверное, он переживает из-за значительности всего происходящего.

– Конечно, иди, малыш. – Я взлохмачиваю ему волосы и целую в макушку.

Мы с Кэлли смотрим, как он выходит через заднюю дверь и бежит на другой конец нашего большого двора, где мы обустроили целый футбольный уголок. Он выстраивает шесть футбольных мячей в одну линию и бьет по воротам.

Кэлли улыбается:

– Как это мило! Он хочет произвести на Гэвина впечатление во время матча.

Я вопросительно приподнимаю брови.

– А разве нет? – спрашивает она. – С каких это пор Макс убегает играть до полдника?

Я наблюдаю за сыном сквозь большое панорамное окно в гостиной. Когда я думаю о его знакомстве с Гэвином, мое сердце начинает биться неровно.

Тут как по команде у меня пищит телефон.

Гэвин: Ты ему уже сказала?

Я: Да, только что.

Гэвин: Не томи, женщина! Как