Крест Иоанна Кронштадтского - Юлия Алейникова

– Где я? – слабо спросила Маша, ни на что особо не надеясь. Просто произнесла свои мысли.

– Здесь, с нами, – раздался откуда-то сбоку неуловимо знакомый голос. – Здесь, с нами, – еще раз повторила Таисия, спеша показаться Маше на глаза. Как еще объяснить, где именно находится Машка, она не знала, тем более не хотелось затрагивать тему – когда. Во всяком случае, пока та немного не оклемается.

– Таисия? – безмерно удивилась Маша, увидев над собой лицо своей коллеги по редакции. – А ты что здесь делаешь?

Вид Таисии Конопелькиной подействовал на Машу ободряюще. С этим человеком были связаны простые, обыденные воспоминания, и если она здесь, то, наверное, с Машей все хорошо, хотя Берия, подвал…

Маша вдруг все вспомнила, резко вскочила и испуганно осмотрелась по сторонам.

Напротив нее в креслах сидели охранник Берии с какой-то неправильной асимметричной физиономией, тот самый, что несколько раз насиловал ее, и почему-то Лариса Алепова.

– Где я? – спросила Маша, чувствуя, что рассудок, и без того подвергшийся серьезным испытаниям за последние недели, сейчас окончательно покинет ее.

– Вы находитесь на даче Ирины Семизеровой, первой жены Ильи, – проговорил, подходя к ней, незнакомый высокий мужчина с приятным открытым лицом и темными коротко стриженными волосами. Одет он был в обычную современную черную футболку и синие джинсы. – Вас похитили и держали в подвале приятели вашей знакомой, Ларисы, – кивнул мужчина в сторону курившей в кресле Алеповой.

Сама Лариса внимания на Машу не обращала, старательно разглядывая сад за окном. Сад Маша заметила только сейчас.

– Весь этот маскарад в стиле 1940-х был придуман исключительно для того, чтобы повлиять на ваш рассудок, сделать вас уязвимой и управляемой, а заодно избежать в дальнейшем проблем с законом, если вам вдруг взбредет в голову обратиться в полицию, – глядя на Ларису и порядком помятого охранника, рассказывал мужчина. – В самом деле, на кого вы сможете пожаловаться? На Лаврентия Павловича и его подручных?

Маша слушала его с недоверием. Да, она видела Ларису, Таисию и охранника. Они сидели все вместе в одной комнате, напоминавшей ее собственную квартиру лет пятнадцать назад. Но часть ее сознания словно осталась в камере с железной кроватью и решеткой на высоком, под самым потолком, окошке.

– Пойдемте, я все вам покажу, – протянул Маше руку незнакомец. – Не бойтесь меня, я друг Таисии. В некотором смысле даже родственник. Это она вас отыскала, – взглянул он на Таисию теплым одобрительным взглядом. – Меня, кстати, Никита зовут.

После секундного колебания Маша решилась. Она протянула Никите руку, и он повел ее в холл. Таисия осталась в гостиной.

Оказавшись в знакомом, освещенном пятирожковой люстрой холле, она всем телом прижалась к своему провожатому и, не имея сил произнести хоть слово, указала на дверь ванной комнаты.

Никита смело шагнул вперед, щелкнул старомодным выключателем и осветил знакомое Маше помещение.

– Дед Ирины строил эту дачу еще в застойные времена, и с тех пор никто ее всерьез не ремонтировал, так что антураж весь сохранился, – пояснил Никита, осматривая ванную со старомодным душем и висящий под потолком бачок унитаза с болтающейся на длинной стальной цепочке ручкой.

– Хотите, не пойдем в подвал, а пойдем на улицу? – предложил вдруг Никита, внимательно взглянув на бледную дрожащую Машу. – Хватит с вас этих ужасов. Уехать прямо сейчас мы не можем, надо дождаться моих друзей, но сидеть в доме совсем необязательно. Тась! – неожиданно громко окликнул он Таисию.

Она тут же появилась на пороге, встревоженная, напряженная.

– Поищи какой-нибудь плед, мы с Марией пойдем на улицу, а ты захвати кофе, бутерброды и тоже присоединяйся, – распорядился Никита, потом спохватился и, обернувшись к Маше, спросил: – А вам можно кофе? Или лучше чай?

Задавая вопрос, он невольно покосился на Машин живот, и она, успев перехватить его взгляд, тут же снова перепугалась, обняла себя двумя руками, словно защищаясь.

– Откуда вам известно? – спросила она дрожащим от напряжения голосом, готовясь защищать самое дорогое, что у нее осталось в безумном, перевернувшемся с ног на голову мире.

– Лариса Алепова рассказала, – успокоил ее Никита. – Пойдемте. Я все вам подробно объясню. А затем мы поедем прямо к врачу, вас осмотрят, полежите пару дней на сохранении, отдохнете…

– Я никуда не поеду, ни в какую больницу! – оттолкнула его Маша, бросаясь к двери. – Никуда не поеду! – Глаза ее горели горячечным блеском, она дрожала всем телом, и даже не самый опытный глаз Таисии уловил приближение припадка.

Она бросилась к бедняжке, обняла, прижала к себе, не давая вырваться, и заговорила быстрым ласковым шепотом:

– Не хочешь – не поедем. Поедем сразу к маме. Она здесь в Москве, ищет тебя, волнуется.

– Мама! Я к маме хочу, – захныкала, как маленькая, Маша, и Таисия повела ее на улицу. А Никита пошел за пледом и чаем с бутербродами.

Маша постепенно успокоилась. Они выпили чай за старым деревянным столом под яблонями, потом Маша вышла за ворота осмотреть машину Никиты и улицу дачного поселка. Окончательно убедилась, что она дома, в XXI веке.

Потом приехала машина с незнакомыми мужчинами в штатском. Они прошли в дом, а приехавший с ними врач наскоро осмотрел Машу, сделал ей успокаивающий укол, и Никита с Таисией повезли ее в Москву.

В машине Маша быстро заснула и проспала до самой больницы, точнее, до самого роддома. Роддом был частный, очень комфортабельный, персонал его известили о сложном психологическом состоянии пациентки. Ей была выделена отдельная палата, введен дополнительный успокаивающий укол, сделано полное обследование. В конце концов Маша заснула счастливая и успокоенная, насколько это вообще было возможно в ее состоянии.

Никита и Таисия долго думали, как быть с Машиной мамой. С одной стороны, она сходит с ума от волнения, и каждый час разлуки с дочерью стоит ей как минимум года жизни. С другой стороны, предъявлять ей Машу в таком состоянии, в каком она была найдена на даче, дело немыслимое. И уж тем более ей незачем знать все подробности Машиного пленения.

В итоге решили сообщить Елене Михайловне, что Мария, живая и здоровая, находится в роддоме на сохранении, а уж врачи пусть сами регулируют, когда ее можно будет допустить к дочери. Таисия собиралась завтра с утра заехать к Маше и подготовить ее к визиту мамы – помочь выработать щадящую версию столь длительного отсутствия.

– Слушай, Никит, я не хотела при Машке у тебя спрашивать, но что это за люди приехали на дачу к Семизеровой? Это полиция? – сгорая от любопытства, спросила Таисия, едва они сдали Машу в роддом.

– Почти. Ребята из госбезопасности, – сдержанно объяснил Никита. – Родители Ильи Семизерова – влиятельные люди, Ирина Семизерова – мать их единственного на сегодняшний день внука. К тому же сын у них при смерти. Пускать дело о похищении твоей подруги на самотек никак нельзя. Семизеровы не допустят ареста Ирины, постараются дело замять, как бы к ней ни относились. Они ее потом сами накажут, как сочтут нужным. Я уже известил их о беременности Марии и истории с ее похищением, так что процесс пошел. Но и этих гадов театральных безнаказанными оставлять нельзя. А учитывая все обстоятельства, дело надо провести тонко.