Мысли, которые нас выбирают. Почему одних захватывает безумие, а других вдохновение - Дэвид Кесслер

– Я попала в издательский мир и почувствовала себя как дома. Мне понравилось. Это была реальная жизнь, бизнес и коммерция, книги и литература.

Изабелла чувствовала себя в тени коллег, большинство из которых могли похвастаться образованием в университетах Восточного побережья, но ей было комфортно в окружении столь блестящей публики. Джонатан, ее друг-писатель, и ее новые коллеги вели творческую, разумную жизнь. Все, что хотела Изабелла, это просто находиться рядом с ними, сидеть за одним столом и слушать их разговоры.

– Я думала, что они могут многому меня научить.

Джонатан между тем изменился, если в первый год их отношений он был «воспитателем», то теперь начал проявлять наклонности садиста. Это произошло в тот момент, когда Изабелла решила, что полностью пришла в себя после истории с ВИЧ. Джонатан мог завестись из-за самых незначительных вещей.

– Он мог наказать меня за то, что я что-то не знала, недостаточно быстро думала, не выражала свои мысли достаточно хорошо, или, наоборот, выражала их слишком хорошо, на его вкус, – рассказывает Изабелла.

Со временем она поняла, что сама отдала ему власть, поставив себя в положение ученицы, но его «снисходительные, обличительные» манеры были обидными. В какой-то момент он накричал на Изабеллу, когда она призналась, что забыла имя судьи Верховного суда.

– У нас была ужасная ссора из-за этого. «Я не знаю, кто ты, не знаю, что для тебя важно. Как ты можешь этого не знать, что это за невежество, что за жизнь ты ведешь?» Для любого другого человека эти слова звучали бы как издевательство; они больше характеризовали обвинителя, чем обвинямого. Естественно, мне эти слова запали прямо в душу.

Многие годы Изабелла и Джонатан продолжали жить вместе, хотя он постоянно ее унижал. Однажды, когда пара шла по одной из боковых дорожек Центрального парка, где они часто занимались спортом или отдыхали, Джонатан заметил маленькую птичку с белым хохолком.

«Ты знаешь, что это за птичка?» – спросил он Изабеллу.

«Не имею понятия».

– Тогда Джонатан сказал: «Что значит – понятия не имеешь?» Началась ссора. «Ты не ценишь знания так, как ценю их я. Что это за дерево? Что это за птица? Почему ты не учила все эти вещи?» Я помню, что в этот момент подумала, что сошла с ума. Сам этот разговор был безумием.

Спустя много времени Изабелла рассказала об этом разговоре своему психотерапевту («доброму, сочувствующему человеку», о котором она вспоминает с благодарностью до сих пор).

– Я сказала, что Джонатан всякий раз заставлял меня чувствовать свою глупость. И тогда психотерапевт произнес магические слова. Это классика, я уверена, множество людей слышали их. Он сказал: «Изабелла, никто не может заставить тебя чувствовать».

Изабелла рассказывала, что эти простые слова освободили ее. Она порвала с Джонатаном, и даже на время ушла из издательства, только чтобы понять, что ей действительно нравится эта работа. Через несколько лет она вернулась.

Десятилетиями Изабелла ощущала свое несоответствие, и теперь это чувство исчезло. Педагогическая власть Джонатана закончилась. Хотя теперь она знает, как выглядит краснохвостый сарыч, Изабелла поняла, что такой род знаний не определяет ее ум и сообразительность.

– В тот момент я пересекла бездну. Это ценный дар – освободиться от своей ноши. Как будто вас схватила когтистая лапа и тащит, куда вы не хотите. Но, как только вы туда попадаете, вы становитесь свободным.

Выросшая в сельской части штата Айова Маргарет понимала, что дома у них порядка не было. Родители обожали Маргарет и ее младшего брата, но ни отец, ни мать не были ответственными и серьезными взрослыми людьми. Маргарет понимала это на уровне интуиции. Отец перебивался случайными заработками, то водил грузовик, то продавал картофель вразнос, но чаще зарабатывал деньги на мошенничестве. Необразованный, но симпатичный и обаятельный, он заговаривал зубы людям в кафе и в результате вручал им фальшивый чек или продавал украденные на фермах вещи. Иногда он проигрывал все заработанные таким образом деньги. Отца часто не было дома: он либо искал, где что плохо лежит, либо пил и волочился за юбками.

Если отец был харизматичным и уверенным себе до самообольщения, то мать казалась вообще лишенной какой-либо индивидуальности. Умная женщина, которая когда-то мечтала учиться в медицинской школе, она поддалась уговорам своих родственников и вернулась обратно в маленький городок, где она выросла и где жили одни фермеры. Там она получила не только неверного мужа, но и разъедающее душу чувство разочарования. Мать Маргарет страдала от приступов депрессии и редко покидала дом; иногда она целыми днями не вставала с постели. Еще маленькой девочкой, наблюдая жизнь вокруг, Маргарет думала: «Я не хочу быть, как они. Я не хочу жить такой жизнью».

Как и многие разумные дети, Маргарет отвечала на нестабильность в семье отличными успехами в учебе. И в начальной, и в старшей школе она неукоснительно посещала все уроки и дополнительные занятия. Маргарет (ей теперь около пятидесяти, она профессор в одном из колледжей штата Колорадо), вспоминает:

– Уроки заканчивались около трех часов дня. Я прыгала в машину, переодевалась в одежду для танцев, и мама везла меня за двадцать миль в соседний город в студию. Там я занималась два или три часа, потом опять садилась в машину, и мы ехали обратно, еще сорок минут. Дома я готовила уроки. По субботам я уезжала в танцевальную студию на целый день. Я участвовала в концертах, в старшей школе – в спектаклях, постановках и тому подобное.

И Маргарет, и ее брат понимали, что школьный успех означает возможность вырваться из провинциального городка, где учителя на уроке часто просто зачитывали из учебников, а большинство жителей смотрели на вас косо, если вы хотели быть кем-то кроме фермера или замужней женщины.

Примерно в то время, когда семья переехала в современный двухуровневый дом – на шесть лет, самый долгий срок, который они прожили на одном месте, – Маргарет начала заниматься в школьной беговой секции и немедленно влюбилась в этот спорт. С семи лет, с самого начала занятий танцами, она знала, что именно одиночный спорт (перебрасывание мяча в команде не вызывало у нее восторга) был для нее хорошим способом выпустить пар, а в беге оказалось меньше ограничений, чем в танцах, где требовалась отработка движений до совершенства.

– Бег – это была свобода, спокойствие, обособленность, отдельное, особенное занятие. Мне очень нравилось бегать, – говорит Маргарет, и кажется, что простой рассказ об этом действует на нее успокаивающе.

Она не была успешным спринтером, и тренер начал ставить ее на трехкилометровые забеги. Хотя она ни разу не выиграла, Маргарет получала удовольствие от самого участия.