Просто Маса - Борис Акунин

Но еще древним мудрецом сказано: «Если разум озадачен и молчит, жди знака от кармы». И Маса стал ждать знака. Умылся, сделал гимнастику, поколотил ногами боксерскую грушу и пошел завтракать. В большой комнате, она же кабинет, имелся шкафчик для провизии, а в нем соленые огурцы и сушки из эмигрантской лавки.

Но шкафчик оказался пуст. Одни крошки. Больших талантов для дедукции тут не требовалось. Всю провизию, конечно же, вчера слопал Момотаро, пока поджидал хозяина. Не Мари же. Японка русскую снедь и за еду бы не приняла. Если пустой шкафчик был знаком кармы, то вряд ли благоприятным, а главное ничего не подсказывающим.

Но скоро последовал второй, пока не понятный, но побуждающий к очевидному действию. В открытую форточку влетел камешек, щелкнул по самовару, из которого Маса иногда пил русский чай, и приземлился медведю на блюдо для визитных карточек.

Выглянув в окно, Маса увидел согнутого в три погибели метельщика, который усердно скреб мостовую. На скрип рамы не обернулся, но начал насвистывать. Мелодия была знакомая — «Не уходи, побудь со мною».

— Момотаро, что ты делаешь? Почему просто не позвонишь в дверь?

— А вдруг за домом следят? — не оборачиваясь, ответил метельщик. — Ступай за мной.

Он подобрал ведро, по-старчески засеменил прочь.

Пока плывем по течению кармы, сказал себе Маса. А там видно будет.

Он обулся, повязал галстук, нахлобучил котелок, поправил перед зеркалом воротнички, причесал щеточкой чаплинские усики. Вышел.

За это время ряженый метельщик успел дойти до угла. Слежки не было — это Маса установил сразу. Да и кто станет следить за лучшим другом полиции Токко и клана «Хиномару»? Разве что казаки атамана Семёнова, но им спрятаться на японской улице трудновато.

— Эй, конспиратор! — крикнул Маса. — Подожди ты!

Догнал.

— Куда мы идем?

— Не идем, а едем, — ответил Кибальчич, отшвыривая ведро и метелку.

Пронзительно свистнул. Из-за угла выкатился рикша. За ним еще один.

— Все-таки — куда? И зачем нам две коляски?

— Туда, куда надо. Ты поедешь на одной коляске, я на другой. Для проверки — нет ли хвоста. Залезай!

Рикша крепко пожал руку, сказал:

— Какумэй бандзай! (Да здравствует революция!) Садись, товарищ.

Маса вспомнил вчерашнего возчика, который на мосту вывалил атамана. Конечно, рикши идеально подходят для большевистского подполья. Двужильные трудяги, привыкшие во всем полагаться только на себя и ненавидящие богачей, которые ездят на них верхом. Вездесущие, практически невидимые. Кто обращает внимание на рикшу?

Коляска покатила в сторону порта. В трущобном районе, который чудом уцелел во время землетрясения, жили докеры. Попетляв по узким, грязным улочкам, рикша высадил пассажира около длинного дощатого забора.

От денег отказался:

— Ты что, товарищ?

Сзади подошел Момотаро.

— Идем.

Повел какими-то замусоренными дворами, посекундно оглядываясь.

— Зачем мы сюда приехали?

— На тебя хочет посмотреть Большой Человек

— Кто?

— Посол Союза Советских Социалистических Республик товарищ Копп. Ты сам ничего не говори, понял? Только если о чем-нибудь спросит.

— А что, может и не спросить? — удивился Маса. —  Для чего ж тогда встречаться?

— Товарищ Копп — человек особенный. Ему достаточно на тебя посмотреть, — загадочно ответил Момотаро.

Проблуждав несколько минут между ветхими сараями, бельем на веревках и пахучими помойками, они оказались перед приземистым бараком. На крыльце сидели двое пролетариев, делали вид, будто лениво шлепают в карты, но на звук шагов одновременно и очень нелениво повернули головы. Кибальчичу молча кивнули, незнакомого человека обшарили взглядом.

Ишь, как у вас, подпольщиков, всё серьезно, подивился Маса. Выходит, вездесущая полиция Токко не так уж хорошо работает.

Вошли в маленькую комнату, обставленную просто, но не по-японски, а по-западному: стол с лампой, два стула. Лампа включена, потому что ставни плотно закрыты.

— Сядь сюда, — показал Кибальчич на ярко освещенную сторону стола. Сам отошел к стене, прислонился.

Прищурившись на лампу, Маса подумал: как на допросе.

Почти сразу же откуда-то из глубины дома появился некто в сером костюме-тройке, с шляпой в руке.

— Здравствуйте, — поприветствовал его по-русски Маса, вежливо приподнявшись.

Момотаро приложил палец к губам. Это означало: сказано же, помалкивай.

Большой Человек на приветствие не ответил. По правде сказать, большим он не казался. Ростом он был ниже Масы.

Сел. Аккуратно пристроил на стол мягкую шляпу.

Теперь посла можно было рассмотреть лучше. Тем более что и он разглядывал Масу безо всяких церемоний.

У товарища Коппа было интересное лицо. Неподвижное, с набрякшими веками, из-под которых холодно смотрели немигающие глаза. Зато высокий лоб в обрамлении редких серых волос находился в непрестанном движении: то соберется морщинами, то разгладится.

Безмолвная игра в гляделки продолжалась минуты три или даже четыре. Несколько раз посол хмыкнул в ответ каким-то собственным соображениям и почмокал губами.

Маса терпеливо ждал вопросов, но товарищ Копп вдруг поднялся и протянул руку.

— Хорошо, товарищ Сибата.

Рукопожатие было мягкое, но сильное.

Сразу после этого они с Кибальчичем вышли, а Маса остался сидеть, пребывая в полном недоумении. Беседа начнется после того, как эти двое между собой пошепчутся?

Но вернулся один Момотаро, с довольной улыбкой на физиономии.

— А посол где?

— Уехал.

— Зачем же он со мной встречался?

— Он тебя анализировал. Товарищ Копп не только дипломат. Он вице-президент Советского психоаналитического общества. Знаток человеческой натуры, уникум! Видит людей, как рентгеном. В революционном подполье он моментально вычислял шпиков и провокаторов. Ему надо было определить, правду ли ты говоришь и можно ли тебе доверять.

— И как? — осторожно поинтересовался Маса.

— Ты ему очень понравился. Товарищ Копп сказал. «Превосходный образец развитой этической личности, органически неспособной на двоедушие и притворство. Умен, но не изворотлив. Храбр, но не безрассуден. Очень полезный ресурс. Работайте». Я получил указание не только посвятить тебя во все детали предстоящей операции, но и провести с тобой разъяснительную работу. Как же я рад, что не ошибся в тебе!

Момотаро прямо сиял.

Нахмурившись, Маса переспросил: