Суеверный - Роберт Лоуренс Стайн

– Огромная разница, Сара. Огромная.

Голос его был очень печален.

– Мы вошли через парадную дверь. Мы должны были и выйти через парадную дверь.

– Ох, Лайам, временами эти твои суеверия такие странные! – воскликнула она, прижимаясь к нему, желая обратить все в шутку и не понимая, почему он так расстроился и так... испуган.

– Скажи, мне тоже придется беспокоиться о том, в какую дверь входить, из какой выходить, когда мы будем жить вместе?

Лайам, казалось, ее не слышал.

Брови его были нахмурены, глаза безумные. Он схватил Сару за руку и наклонив голову от падающего снега, потащил ее обратно к дому.

– Мы выйдем снова, – пробормотал он, разговаривая теперь сам с собой. – Все будет хорошо. Мы войдем через парадную дверь и снова выйдем. Все будет прекрасно.

* * *

– Ох-х-х! Ох-х-х!

Лайам на ней такой легкий. Сара обняла его руками за шею и прижала его разгоряченное лицо к своей груди.

– Ох-х-х! Ох-х-х!

Он такой замечательный любовник! Она обняла его ногами за спину, стараясь сильнее притянуть его к себе, чтобы он глубже вошел в нее. Ей хотелось всем телом обернуться вокруг него. Ей хотелось, чтобы он был ближе, еще ближе.

А теперь крепче. Прижимаясь к нему, цепляясь за него, Сара тянула его вниз, раскачиваясь вместе с ним. Его глаза были закрыты. Его губы что-то шептали. На каком-то языке, которого она не могла разобрать.

– Ох-х-х! Ох-х-х!

Пламя свечей плясало, словно раскачивалось вместе с ними. Шестнадцать белых свечей. Лайам достал их из своей сумки и аккуратно расставил по комнате отеля, где вовсю гуляли сквозняки. Комната была довольно темной и несколько поблекшей, но уютной. Обои цвета сосновой хвои. Тяжелая, темного дерева, мебель. В изголовье кровати картина с изображением снежных Альп, напоминавшая иллюстрации в календарях.

– Почему шестнадцать? – спросила Сара, все еще взволнованная после свадьбы.

У нее все еще немного кружилась голова, но долгая поездка по заснеженным дорогам к старому отелю ее совершенно не утомила. Она смотрела в лицо мужа, удивляясь его сосредоточенному выражению, нахмуренным бровям над взволнованными карими глазами. Он так серьезен!

– А почему не сто? Не тысяча?

Лайам не улыбнулся.

– Шестнадцать – могущественное число. Шестнадцать – четвертое магическое число.

Лайам направился к туалетному столику, расставляя на нем серебряные подсвечники. Она последовала за ним.

– Четвертое магическое число? Я что, твоя четвертая жена?

Ну же, Лайам, пошути со мной! Не смотри так серьезно!

Но он по-прежнему был сосредоточен. И проигнорировал ее вопрос.

– У людей по шестнадцать зубов на каждой челюсти. По-твоему, это случайность?

– Ну...

– Плотники оставляют шестнадцать дюймов между стойками в стене дома.

Ее рука скользнула по его груди и остановилась ниже талии.

– В таком случае я хочу, чтобы мы сегодня занимались с тобой любовью шестнадцать раз!

Подобные шутки были не характерны для Сары. Пошутила и почувствовала, как запылали щеки. Но он откликнулся. Вставив последнюю свечу в подсвечник, он поднял на нее глаза.

– Мы должны заниматься любовью, пока не догорят свечи.

Она поцеловала его в щеку и рассмеялась.

– Если ты играешь, то и я играю!

Лайам не улыбнулся. Обнял ее за талию. Прижал ее к себе и стал целовать. Поцелуй его становился все более и более пылким.

И вдруг она услышала, как он прошептал, щекоча ей ухо горячим дыханием:

– Сара, я хочу ребенка. Сразу же. Я хочу, чтобы у нас был ребенок. Прекрасный ребенок. Ты тоже хочешь?

Он прижимался к ней горячей щекой, пока щека Сары тоже не запылала.

Его слова не удивили Сару. Она ждала, что он скажет ей об этом, думала об этом. Она уже довольно давно думала о ребенке. О его ребенке. Об их ребенке.

– Лайам, я хочу того, чего хочешь ты.

Радостный крик сорвался с его губ. Он снова поцеловал жену, поцеловал с большим чувством.

Лайаму потребовалось несколько минут, чтобы зажечь свечи. От помощи Сары он отказался. Она следила за тем, как он по очереди подносит спичку к каждому фитилю и что-то бормочет про себя. Он что, читает нараспев какую-то молитву?

Первый раз они начали заниматься любовью еще до того, как полностью разделись. С тихими криками они набросились друг на друга. Двигались, затаив дыхание, с интенсивностью, которая поразила Сару. Она подумала о том, что они много раз занимались любовью, но никогда это не происходило столь физически.

Все кончилось очень быстро. Шестнадцать свечей-свидетелей укоротились совсем чуть-чуть. Все еще оставаясь внутри нее, Лайам опустился на Сару, прижав губы к ее уху.

– Я сейчас так счастлив, Сара!

От этих слов, произнесенных шепотом, дрожь прошла по всему ее телу.

Сара начала было отвечать, но он закрыл ей рот страстным поцелуем.

Несколько минут спустя молодожены уже снова занимались любовью. Медленно и страстно. Вокруг них плясали огоньки свечей. По высокому потолку метались тени. Сара прижималась к Лайаму, двигалась вместе с ним, прислушиваясь к тихим свистящим звукам. Он что-то бормотал. Слова его были музыкальны.

– Лайам, это гаэльский? – прошептала она.

Он продолжал тихо и напевно говорить, двигаясь над нею, двигаясь внутри нее. Глаза его были закрыты. Он улыбался.

– Это гаэльский? Очень красиво! О чем ты говоришь, дорогой?

Лайам, казалось, не слышал ее.

Отворилась дверь дежурной комнаты, и Гаррет оторвал глаза от головоломки.

МАЛАНГ. Это, должно быть, легкое слово. Просто трудно сосредоточиться. Мысли упорно возвращались к утреннему спору с Энджел.

К спору? Нет. К тираде? Да.

И, конечно, Энджел была права. Это всегда только сильнее сердило Гаррета. Верно, он проводит мало времени с Мартином. С Энджел он тоже проводит мало времени.

Но дайте же мне передохнуть! Почему бы не дать мне передышку, зная, что мне нужно расследовать три убийства? Я же не по вечеринкам хожу, не развлекаюсь! Я уже ночью спать не могу, я уже не могу спокойно есть, не в состоянии как следует думать... Мне нужно сесть и тщательно все обдумать, а у меня нет ни минуты покоя...

Ну-ну, полегче!

Ты со всем разберешься! Все приведешь в порядок!

МАЛАНГ.

Маланг. Похоже на название какого-то блюда.