Реки золота - Адам Данн

— Направление к окраине, только что миновал светофор, — пробурчал Маккьютчен и потянулся к ручке дверцы.

Теперь и Сантьяго заметил его, осознав, что ожидал увидеть две фары — автомобиль. Но он медленно приближался к ним, мимо грязной, залитой неоновым светом витрины ресторана с рядом повешенных за шею уток. Единственный круг света, словно призрачный циклоп, нависал высоко над улицей. Потные пальцы Сантьяго дважды соскользнули с дверной ручки. «Бенелли» и руль, казалось, боролись друг с другом, задерживая его, преграждая путь. Вдали он слышал рычание мотоциклетного мотора.

Мое любимое воспоминание об отце — его колыбельная песня:

Затяни свою песню грома

На протяжный мотив знакомый,

Песню, что гонит кошмары прочь,

Песню, в которой нет стона.

Пусти песню вперед по своей тропе,

Мимо каждой неведомой зоны,

Через лес, сквозь туман, пусть поможет ходьбе

По подъемам и по уклонам.

Она возвращается эхом к тебе,

Как будто заранее знает,

Куда ты идешь навстречу судьбе,

И тебя одного не бросает.

И если придется тебе тяжело,

Если в край попадешь незнакомый,

Ты только песню грома запой,

И она приведет тебя к дому.

Днем солнечный свет не проникает сюда, поэтому камни не хранят тепло, сырость не высыхает. Я видел, как это место убирают ночью, но почему-то оно никогда не бывает чистым, здесь всегда мусор, всегда запах гниения. Реза знает, как я ненавижу это место, его грязь, вонь и темноту, эту зловонную, перенаселенную часть Китайского квартала с ее кишащими, безучастными ордами. Должен знать, потому что Л явно сказала ему. Рано или поздно все мы будем работать на Резу. Мне следовало догадаться, что Л лгунья и мошенница. Следовало догадаться, что Н прирожденная пройдоха. Следовало догадаться, потому что я сам такой. Становился таким с каждым принятым решением. Спускался сюда, в этот отвратительный переулок под Манхэттенским мостом, где меня ждет смерть.

Я использовал людей, думая, будто позволяю использовать себя, но теперь круг замкнулся. «Постойте, — хочу я сказать им, — постойте, я не такой, как вы думаете. Да, я поступал скверно, но какой выбор у меня был? Мне требовалось выживать, подниматься, двигаться. Разве дурно желать большего? Разве желание жить лучше, чем твои родители, преступление?» Должно быть, потому что я здесь, в преддверии ада. Я вижу такси возле спортплощадки, которое увезет меня. Слышу над головой нарастающий грохот поезда, идущего по мосту на Манхэттен, и вот еще более близкий рев. Да, огненная химера простирает ко мне громадное крыло с когтями, и теперь я вижу отца, ко не знаю пути домой…

(Песня грома.)

Сантьяго ни разу не видел, чтобы спор с федералами заканчивался так быстро.

Рил, агент министерства финансов, был, образно выражаясь, побит и изгнан из участка за несколько секунд.

Представитель ФБР Тотентанцт через пару минут спустился по лестнице, громко топая и грозясь всеми карами Министерства юстиции.

— Не он первый, — пробормотал Маккьютчен, держа руки в карманах и снова, к отвращению Сантьяго, жуя яблочную жвачку.

Мора держали в одной из комнат для допросов уже почти два часа. Разумеется, все остальные находились за стеклом. Несло от него невыносимо, он весь был в гнилой требухе и в мульчированных овощах, смешанных с маслом и жиром, мочой и пеплом. На полу все еще валялись бумаги, которые уронил помощник районного прокурора, когда убежал поджав хвост через несколько секунд после того, как вошел к Мору, увидел его Рыбью морду и унюхал идущий от него смрад. Вынести его из всех федералов оказался способен лишь Тотентанцт, очевидно, проигнорировавший этот запах. Мор не замечал никого и ничего. Он молча сидел на стуле, держа руки на коленях и полуприкрыв глаза. «Может быть, — подумал Сантьяго, — Мор невосприимчив к людям — завидное качество».

Изгнал федералов в столь рекордное время человек пятидесяти с небольшим лет, плотный, щегольски одетый, с грубым морщинистым лицом, напомнившим Сантьяго звездчатый анис. Кисти его рук были широкими, темно-синий костюм сидел как влитой. Он назвался Девиусом Руне. Не предъявил ни значка, ни визитной карточки, никакого удостоверения личности. С ним были два человека, подле которых Сантьяго почувствовал себя мальчишкой на баскетбольной площадке. Глядящим на них снизу вверх.

— Я надеялся, — сказал Девиус Руне размеренным, методичным голосом, — привлечь немного меньше внимания.

Телесъемочные группы, газетные репортеры, фотографы, блогеры и студенты из Школы искусств «Тиш», Нью-Йоркской киноакадемии и Колумбийской школы журналистики, кишели, как мошкара, стараясь заснять несколько хороших кадров с запекшейся кровью на спортплощадке у переулка между Восточным Бродвеем и Генри-стрит, под Манхэттенским мостом. Не говоря уж о множестве местных ротозеев-китайцев, высоко поднимавших мобильные телефоны.

— Это был оправданный выстрел, — в который уже раз повторял Маккьютчен. — Мои люди представились полицейскими. Злоумышленник отскочил и собрался стрелять. Я был при этом. Я то же самое повторю в суде.

Маккьютчен все время защищал их, и Сантьяго был очень благодарен ему, хотя он говорил только половину правды. Именно для этого капитан решил поехать в тот вечер на место событий. Ему было очень важно убедить в правдивости своей истории Девиуса Руне, важнее, чем бюро внутренних дел, комиссара, районного прокурора. Если ему это удастся, заверил он Сантьяго, все будет в порядке.

— Конечно, — монотонно произнес Сантьяго. В глазах у него все еще плясали пятна от дульных вспышек. И того, что затем последовало.

— Да, конечно. Ну-ну, перестань.

Маккьютчен держался очень деловито. «Может быть, — отчужденно подумал Сантьяго, — он уже принимал участие в чем-то подобном».

Сантьяго — определенно нет.

У него все еще горели руки от кистей до плеч из-за нагрузки на мышцы, когда он нажал спуск «бенелли», после того как крикнул: «Замри, подонок», — громадному, затянутому в кожу призраку на огромном белом мотоцикле «БМВ Р14». После того как призрак повернул голову от парня, дрожавшего и плакавшего в нескольких ярдах за арочным входом на спортплощадку, к Сантьяго и дулу «бенелли», не бросая «Хеклер и Кох МП7» с глушителем, который они нашли позже.

И примерно в это время Мор, просидевший несколько часов в своем снайперском укрытии, выпустил из модифицированного карабина пулю четыреста пятьдесят восьмого калибра с расстояния в сорок шесть ярдов.

Девиус Руне, занявший укрепленное кресло Маккьютчена, сплел пальцы и не выглядел гневным. Плечи его были расслаблены, лицо с резкими чертами оставалось спокойным, почти вялым. Сантьяго не представлял, как можно быть таким бесстрастным после произошедшего.

И его это не интересовало. Перед глазами Сантьяго все еще стояло зрелище, как человек ка мотоцикле разлетелся в туче брызг, большой мотоцикл повалился набок, придавил его левую ногу, с хрустом вывернувшуюся из бедренного сустава.