Пожиратели призраков - Клэй Маклауд Чэпмен

Все эти рты, открывающиеся и закрывающиеся, тянутся ко мне. Страстно желая, чтобы мое тело накормило их.

Я обрызгиваю тело Сайласа растворителем. Даже тогда рты младенцев продолжают открываться и закрываться, расширятся и хныкать, зовя свою мать, но я не их гребаная мать и никогда ею не была, все это ложь, чтобы заставить меня остаться, использовать меня.

Зажигалка Сайласа все еще у меня. Она всегда возвращается ко мне. Я смотрю на нее в своей руке – РЕАБИЛИТАЦИЯ – ДЛЯ НЕУДАЧНИКОВ – ощущая ее тяжесть в ладони, а потом сжимаю крепче и щелкаю большим пальцем.

– Прощай, Сайлас.

Его тело так быстро загорается… Никакого сопротивления, никаких криков. Зато отпрыски кричат за него. Каждый крошечный ротик сжимается и шипит, когда их охватывает огонь. Дети извиваются вдоль его тела, корчась в пламени. Его шаги неуклюжи. Сайлас бросается вперед, затем назад, падая на клумбу, из которой недавно вылез. Прямо колыбель, полная пылающих младенцев.

Никогда в жизни я не заведу сраных детей.

Следующей я брызгаю на Амару. Хвост пламени соединяет клумбы. Я не могу заставить себя посмотреть на нее, когда огонь охватывает ее тело, но на краткий миг я вижу – кажется, – что Амара ко мне тянется. Ее рука поднимается с земли, и что-то, что раньше было ее пальцами, разветвляется, переплетается в воздухе и тянется ко мне, но я уже взбегаю по лестнице.

– Эрин…

«Это не Амара, – повторяю я себе. – Больше не она».

– Эрин…

В гостиной все мертвы. Просто их тела еще не знают об этом. Теми, кто все еще двигается, управляют духи, вселившиеся в их сосуды, обгладывая кожу, которую еще могут снять. Видимо, Призрак так вкусен для фантомов. Весь до последней капли. Они вгрызаются в собственную плоть, чтобы забрать себе еще хотя бы глоточек.

Кажется, никто не замечает пламени. Или им все равно. Оранжевое свечение отражается в их почерневших глазах, пока тела быстро поглощает разгорающийся огонь.

Теперь я на автопилоте. Надо похоронить свои мысли, не зацикливаться, какими бы громкими ни были крики в моей голове. Нельзя думать о том, что я делаю – кем были эти люди, – пока я провожу след растворителя из гостиной в коридор, затем вверх по лестнице на второй этаж.

Резкий химический запах разносится, затмевая все остальные запахи. Я кашляю, вдыхая пары, но продолжаю подниматься по ступенькам.

Я начинаю со своего гнездышка в детской. Поливаю изоляцию и понимаю, что это уже не та розовая обивка, что раньше. Видимо, ее заменил мягкий слой мицелия. Неужели это все правда? Наверное, галлюцинации… Это невозможно. Внутренние стенки обиты тканью из нитей. Я отламываю кусок гипсокартона и понимаю, что нити проходят через внутренние полости дома, разветвляясь за штукатуркой. Наш дом изнутри пророс грибком.

Мицелий быстро загорается. Пламя прогрызает мягкие пучки, похожие на волосы. Он сжимается, сворачивается в клубок, шипя, лопаясь и выбрасывая споры в воздух.

Я больше не хочу думать. Мое тело функционирует само по себе, будто знает, что нужно сделать, хоть сама я и не уверена. Разум впадает в кататоническое состояние, пока тело танцует по горящему дому и находит дорогу к входной двери.

Мне нужно покончить с этим, пока это не зашло – не разрослось – слишком далеко. Надо сорвать этот гриб.

Отрезать. Выбросить.

Отрезать, отрезать, отрезать…

Я стою в тупике и смотрю, как пламя охватывает наш дом. Какая-то часть меня ждет, что Тобиас, выползет наружу, окутанный пламенем, но этого не происходит. Теперь он дома.

Я чувствую, как жар разливается по моему лицу, и не могу вспомнить, когда в последний раз мне было так тепло. Дует легкий ветерок, унося с собой несколько светящихся спор, тлеющие угли такие тонкие, что зола распадается, как только остывает.

Когда я убеждаюсь, что кости нашего дома невозможно спасти, что нет ни малейшего шанса уберечь его от пожара, то направляюсь к следующему дому с привидениями.

И к следующий. Кошелек или жизнь…

Я наблюдаю, как поселенцы выпрыгивают из окон, спасаясь от огня.

«Правильно, – думаю я. – Бегите. Бегите как можно быстрее…»

Интересно, что они обо мне расскажут? Я сама стала историей с привидениями. Подвинься, Кровавая Мэри. Появилась новая легенда.

Весь труд Сайласа превратился в дым. Все наши призраки стали лишь шепотом. И когда все закончилось, когда полиция наконец меня оттащила, я не могу не задаться вопросом…

И это все, на что способен пожар?

Эпилог

Выздоровление

На граффити я. Не знаю, кто художник и когда это было нарисовано, но на здании баллончиком напрыскали явно мое лицо. На меня смотрят мои глаза из запавших глазниц. Мой череп, горящие волосы, все это возвышается на восточной стене пятиэтажного здания на углу Бульвар-авеню и Ли-стрит.

Такое загнанное выражение лица у меня уже больше года. Художник окружил мою голову нимбом, «Ла Калавера Катрина в огне», восторженная девушка-мертвец, выжившая в том пожара, который сама и разожгла. Души всех погибших в огне наркоманов плывут сквозь окружающий дым, десятки серых призраков обвивают мои плечи.

Если и есть какие-то сомнения в том, чей это рисунок, то эпитафия выдает все с головой. Яркий, насыщенного цвета готический шрифт гласит следующее:

А вы слышали про Эрин Хилл?

Ее любимый в таблетке жил.

И в доме с ним жила она,

Пока всех не подожгла…

Когда я впервые увидела себя на Ли-стрит, то чуть не свалилась на землю. Из легких исчез воздух, но я не могла отвернуться. Не могла поверить в свое величие.

Это мое наследие. Я стала частью живой истории этого города. Когда я умру, то все равно навечно останусь здесь – бессмертная на этой стене.

Я здесь.

Хотите увидеть призраков?

Я слышу эту фразу, когда иду по Грэйс-стрит, вопрос задают безликие незнакомцы, капюшоны накинуты так низко, что люди похожи на мрачных жнецов.

– Псс, – шепчет дилер. – Хочешь к призракам?

Что такое призрак? Тень нашего прошлого, цепляющаяся за настоящее? Я думаю, это наши зависимости. Формирующиеся привычки, которые в итоге поглотят нас, если мы им это позволим.

Ты здесь, потому что тебя преследуют. Этот круг из раскладных стульев – наш костер. Именно здесь мы делимся нашими историями. Собрание анонимных фантомов.

Я первая:

Привет. Меня зовут Эрин, и меня преследуют призраки. Вот моя страшилка: я живое доказательство того, что после Призрака выживают.

Живое доказательство. Эта фраза звучит как-то неправильно, да? Та жизнь,