Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2 - Борис Яковлевич Алексин

подошла медсестра, протянула Борису стерильный халат и завязала на нём маску.

Прокофьева сообщила, что вторая бомба упала между аптечными палатками, что обе палатки от взрыва свалились, но, к счастью, не загорелись. Взрывной волной раскидало ящики с медикаментами и мешки с перевязочным материалом. Фармацевт Наталья Васильевна, находившаяся в одной из палаток, сейчас уже из-под завала извлечена. У неё лёгкое ранение руки, и её сейчас обрабатывает Картавцев. Начмедснабжения находился в своём домике и не пострадал. Сейчас он вместе с группой санитаров, выделенных ему Скуратовым, собирал своё имущество и устанавливал обрушившиеся палатки. Самое страшное из того, что там произошло, это пробитый осколком перегонный куб.

— А ведь мы без дистиллированной воды жить не можем, у нас добрая четверть госпитальных больных лежит на капельницах. Тут надо что-то срочно придумывать. Между прочим, — добавила Зинаида Николаевна, — долго нас будут так под расстрелом держать? Ведь это только две пятидесятикилограммовки упали, да и то случайно. Лётчики, наверно, заметили начавшийся пожар, и завтра, а может быть, даже и сегодня, они опять могут сюда прилететь. Наверняка сообразили, что на этом участке леса что-то есть.

Алёшкин промолчал. Он и сам понимал, что положение медсанбата катастрофично, но переехать без приказа в тыл он тоже не мог. Поэтому, заканчивая мыть руки и облачаясь в халат, он только буркнул:

— Наверно, недолго… Ну, я пошёл оперировать.

Прокофьева, понимая, что сейчас не время для дальнейших расспросов, вышла, чтобы осмотреть контуженных Бегинсона и Наумову.

В операционной под руководством Шуйской Петров уже был подготовлен. С него стянули разрезанную рубаху и гимнастёрку, спустили вниз брюки, и Катя уже успела обработать бензином и йодной настойкой весь его довольно-таки тощий и уже дрябловатый живот (ему было за пятьдесят). Немного выше пупка, почти на самой белой линии живота темнела ранка размером с трёхкопеечную монету с рваными, неровными краями. Из неё медленно текла струйка тёмной крови. Петров хорошо реагировал на окружающее и отвечал на вопросы Алёшкина довольно бойко. «Даже слишком бойко, — подумал Борис. — Наверно, начинается первая стадия шока — эйфория».

В это время в палатку вошла подруга Ниночки, прибывшая с ней врач Елена Сергеевна, или Леночка, часто помогавшая Алёшкину и Картавцеву в малой операционной.

— Меня прислал Николай Васильевич, — сквозь слёзы сказала она.

— Вот и хорошо, по-моему, у нас ещё есть кровь первой группы. Быстренько раздобудьте её у Павла Николаевича и начните переливание, а я приступаю к операции. Ждать больше нельзя.

— Ну, Катюша, будешь мне ассистировать? Готова?

Катя промолчала, лишь понимающе опустила веки, и тут Борис, кажется, впервые обратил внимание на то, какие у неё длинные, густые и загнутые кверху ресницы.

«О чём это я? Разве сейчас об этом думать нужно?» Борис молча взял из её рук уже приготовленный шприц с раствором новокаина. Операция началась.

Ревизуя расширенную рану, Алёшкин обнаружил, что осколок повредил стенку желудка, вильнул в сторону (как это почти всегда бывало в брюшной полости), пробил касательным разрезом петлю тонкой кишки и, врезавшись в левый край печени, застрял в ней. Очевидно, осколок, пробив две брезентовые стенки шоковой и операционной палаток, ватные утепления и белый полог, значительно ослабил свою убойную силу, и поэтому повреждения в брюшной полости Петрова были не слишком велики.

Первое, что надо было сделать, это остановить кровотечение в печени. Извлечь осколок удалось без труда. Он был небольшим, длиной примерно два на два с половиной сантиметра и толщиной около одного сантиметра. Затем матрасным хирургическим швом на печени была ушита рана. Кроме того, Борис затампонировал её сальником, затем взялся за рану на желудке, до этого зафиксированную зажимом. Она тоже кровоточила — был повреждён один из сосудов стенки желудка, его перевязали, а рану ушили. К счастью, ранение желудка было не проникающим, а касательным.

После ревизии кишечника и ушивания имевшихся в нём ран (их оказалось две) брюшную полость промыли физиологическим стерильным раствором, им же обмыли и извлечённые петли кишок, осушили, присыпали полость вместе с находящимися в ней органами порошком белого стрептоцида. Раны на брюшине, мышцах и коже брюшной стенки после иссечения размозжённых частей зашили наглухо. На наружные швы наложили асептическую повязку.

Одновременно с ушиванием печени было начато переливание крови. Шока у раненого так и не развилось. В сравнительно хорошем состоянии его перевели в госпитальную палатку. Вся операция продолжалась около полутора часов. Закончив её, Борис обошёл медсанбат, осмотрел место взрыва второй бомбы. Палатки медснабжения уже перенесли на новое место, а оставшиеся на их местах светлые четырёхугольники, довольно хорошо видимые сверху, о чём сообщил наблюдатель ВНОС, по приказу Скуратова завалили старой маскировкой — ветками и увядшими деревцами, изображавшими кучу валежника.

На месте бывшей шоковой палатки из остатков её брезентовых полов и утеплений санитары под руководством Картавцева и окончательно пришедшей в себя Наумовой сооружали новую шоковую. Алёшкин невольно подумал: «А всё-таки за этот год мы кое-чему научились! Ну-ка, если попасть нам под бомбёжку в прошлом году, мы её последствия и за сутки бы не ликвидировали, а тут всего полтора-два часа прошло, и почти следов не осталось. Вот только жаль, людей хороших потеряли». С этими мыслями Борис направился к малой операционной. Там его помощь не потребовалась. Обошлось всё и с Бегинсоном, к вечеру он уже был в рабочем состоянии.

Похоронами хирурга Ниночки руководил комиссар Кузьмин. Несмотря на строгий запрет лечившей его Прокофьевой, он поднялся с постели, сам выбрал место для захоронения и организовал похороны со всеми подобающими воинскими почестями. Одновременно в братской могиле были погребены погибшие от бомбёжки и умершие в госпитальной палатке красноармейцы.

В период летних боёв, проводившихся дивизией, когда под Ленинградом стояла довольно жаркая и сухая погода, умерших в медсанбате хоронили без предварительного вскрытия. Армейский патологоанатом находилась в расположении госпитальной базы армии, там у неё было тоже достаточно работы. Хранить тела покойников до её приезда из-за жары было невозможно, и начсанарм дал разрешение. Их было довольно много, едва ли не половина всех раненых в живот умирала в медсанбате. Значительная часть — до операции, ещё в сортировке или шоковой палатке. Хотя смертность в медсанбате № 24 была намного ниже, чем в других подобных учреждениях, однако, процент её и после операций был немаленьким. Очень часто раненые в живот доставлялись с задержкой, у них развивался перитонит. Имелись случаи смерти и от других тяжёлых ранений.

Кладбище в этом районе дислокации батальона стало большим, но чуть ли не впервые достаточно хорошо ухоженным. Большая заслуга в этом была комиссара Кузьмина, который заботился, чтобы могилы выглядели