Волжский рубеж - Дмитрий Агалаков

И все же, подписывая тот или иной пункт, два посла великого султана всячески пытались отодвинуть границы новых держав от своей столицы – Стамбула. Они знали: будет жива столица – выживет и сама империя, их Блистательная Порта, отберет Россия долгожданный Константинополь – османы навсегда останутся на азиатском берегу и возврата им в Европу уже не будет. Они сойдут с исторической сцены как значимая нация…

И в этот же день кавалерийский генерал Осип Гурко, герой русско-турецкой кампании, сидел в седле черного скакуна на турецком берегу. Гурко окружали боевые генералы и полковники, его товарищи, офицеры штаба.

Они знали, что сейчас творится на душе их командира.

Несколько дней назад он получил орден Святого Георгия 2-й степени, золотую саблю с алмазами и был удостоен чина генерала от кавалерии. Император сам отписал ему: «За личные боевые заслуги и за целый ряд блистательных подвигов, оказанных войсками, находившимися под вашим начальством, как при двукратном переходе Балканских гор в 1877 году, так и во всех последующих делах с турками!»

Но теперь награды уже не так радовали его!

Там, впереди, высились минареты Стамбула. Чужого города. Нынче чужого. А некогда великого христианского города Константинополя, давшего и Руси ее священную веру. Но не только древние стены занимали сейчас генерала. Справа открывалось море. Запустив пальцы в окладистую седеющую бороду, генерал с гневом смотрел с легендарного берега на синий горизонт.

Там, на западе, маячили черные броненосцы.

– Выторговали-таки, сукины дети, этот мир, – гневно проговорил он другу и помощнику – генералу Струкову. – Ведь под пушками их подписываем, так неужто у нас своих пушек нет? Эх, надо было рискнуть, мне поверить. Взять Константинополь разом. Сколько их там на кораблях, три-четыре тысячи? Ну, пять. Когда бы еще англичане подсуетились, да и выслали бы армию! Одно дело – пугать, другое – воевать! А мы бы уже в Константинополе были, и турецкие пушки на англичан и австрияков повернули бы! Великий город этого дня четыре с половиной века ждал! Эх, Александр Николаевич, – понизив голос, пробормотал он, – ваше величество!..

«В день освобождения крестьян Вы освободили христиан из-под ига мусульманского», – именно такую телеграмму прислал 19 февраля уполномоченный российского двора граф Николай Игнатьев в Петербург. Он даже отказался от некоторых выгодных пунктов для России, за которые можно было еще поторговаться, лишь бы сделать эту новость как можно более символической и судьбоносной.

Настоящим даром свыше!

Двор воистину ликовал! Пусть они не дошли до самого Константинополя, не взяли его штурмом, но война была окончена, и как?! – с триумфом! Потому что все 29 пунктов говорили за себя: Россия победила в битве с Турцией! Вся карта Балкан оказалась перечерчена русским пером. Даже Александру Второму все его терзания, когда он решал, идти на Константинополь или нет, теперь казались не такими мучительными.

Все плохое забывается, когда хорошее вытесняет его из сердца!

И вот уже золотым дождем посыпались награды, в том числе и представителям царской фамилии, так или иначе участвовавшим в войне. Оба великих князя стали фельдмаршалами. Разумеется, радость от победы в войне волнами покатилась и по всей России.

Но так, как праздновали эту победу в Болгарии, трудно было себе представить. Она была сравнима разве что с изнуренным тяжелейшими кандалами человеком, который с ними родился, вырос и прошел долгий жизненный путь. И вот колодки его сняли, и ноги стали легки…

Один из национальных болгарских лидеров И. Чунчев из города Пазарджика передал всему народу следующее:

«Это день торжественный, день праздника всенародного. Торжествуй и веселись, болгарский народ, ты сбросил тяжкие оковы и свободен! Нет в истории примера этому славному и прекрасному делу, чтобы поднялись люди в суровой Сибири, далекой Казани, в холодном Архангельске, Астрахани, в славной Москве и великом Санкт-Петербурге и, преодолев такое большое расстояние, горы, реки и леса, пришли сюда проливать кровь, чтобы избавить нас от вековых страданий и несправедливости, освободить нас. Пусть же здравствуют храбрые русские воины, пусть живут и здравствуют все наши русские братья! А мы сегодня, братья, можем только петь и веселиться. Пусть заиграют все гусли, кавалы, свирели и волынки, которые молчали пятьсот лет на чердаках и в подвалах!.. Запоем же от радости!..»

26 февраля в селе Яблоницы губернатор Софии Петр Алабин устроил торжества по случаю великой победы. Болгары не верили своему счастью, и счастье это, полное искренней сердечной теплоты, легко передавалось и всем русским чиновникам. Тем паче, что в этом счастье была в первую очередь заслуга России! Петр Алабин умел устраивать торжества, и праздник удался на славу. Но без такого доброго помощника, как Марин Дринов, мог бы и не справиться. Болгарин по крови и по духу, Дринов посвящал своего руководителя во все тонкости местного фольклора. Одним словом, оказался хорошим помощником! Гулянья шли весь день. Болгарские девушки, нарядные и легкие, пели старинные народные песни. Все были свободны, равны, напоены и ранней весной, и своей новой жизнью, и духом обновленной Родины.

Профессор Марин Дринов, чуть-чуть во хмелю, с бокалом домашней кадарки подошел к своему старшему товарищу и коллеге:

– Красивая у меня Родина?

– Восхитительная, – улыбнулся Алабин.

– Вот именно – восхитительная! Со счастливым ветром мы сюда прибыли, а, Петр Владимирович?

– Это верно, Марин Степанович, с радостным ветром, – Алабин допил шампанское, поставил бокал на стол. – Только вот о чем подумайте, прошу вас. Это очень серьезно. Я от военных слышал, что русских полегло в этой войне едва ли не сто тысяч. Верите?

– Да ну?! – нахмурился Дринов, отставляя бокал с вином.

– Вот вам и «да ну». Полки-то посчитали первым делом, когда военные действия закончились. Обмозговали. Убито сто тысяч крепких здоровых русских мужчин – офицеров и солдат. Это не считая ваших болгар-ополченцев!

– Откуда ж вам такое известно?

– Вам скажу, Михаил Степанович. Это мне один из офицеров Осипа Владимировича Гурко, с которым я имею честь быть знакомым, рассказал. Буквально вчера. А Гурко я верю. Велика плата? Велика. Только за такую плату надо было не только Шипку и Плевну брать, но и до Константинополя добраться. Сколько было русско-турецких войн? Постойте, не хочу соврать, – он приложил палец ко лбу. – Аж девять! Эта – десятая. И что? Все то же. Как военный говорю, как русский офицер, который сам турок бил: со смертельным врагом только один путь – добить его. Окрепнет – ужалит. Вот увидите, Порта еще договорится – и с Англией договорится, и с австрияками. А то и с германцами, что куда хуже. Они ведь старые приятели! – Петр Владимирович усмехнулся, отер густые усы. – Подумаешь, разладилось у них, как у полюбовников. А германцы – наши соседи. Все они, кто Россию не любит, а они ее все не любят, Великой Болгарии никогда не забудут! И Сербии не забудут, и Румынии, и Черногории! И контрибуции почти в полтораста тысяч миллионов рублей! Это ж для турков позорище до конца света! Попомните мое слово!