Ал-Идриси о странах и народах Восточной Европы - И. Г. Коновалова

устная информация, исходящая от разных лиц, так и книжные данные; последние, в свою очередь, тоже неоднородны и отражают космографические представления, свойственные арабо-персидским географам, распространенные в ученых кругах Халифата стереотипные описания этнографического характера и сведения западноевропейских хронистов. Насколько существенна констатация этого факта для толкования информации источника? Ведь коль скоро сообщение составлено на основании информации из разных источников, то возникает искушение просто попытаться отделить достоверные данные от всех прочих, работать с той информацией, которую мы признали достоверной, и положить ее на карту. Однако даже априорно можно предположить, что сведения, вошедшие в состав рассказа о «Русской реке», представляют собой не механический набор данных, а органическое единство, обеспеченное тем географическим содержанием, которое вкладывал в этот гидроним ал-Идриси. Поэтому при анализе термина «Русская река» мы должны сопоставлять его не с современной картой, а с географическими и картографическими идеями, на основе которых ал-Идриси проводил систематизацию собранного им материала.

Представление о существовании «Русской реки» целиком является плодом работы ал-Идриси, который сумел органично согласовать современные ему маршрутные данные с системой географических представлений, унаследованной от мусульманской традиции. Арабо-персидские географы X в., в сочинениях которых впервые упоминается «Русская река», рассматривали ее как приток Атила. Сформулированная ими идея о неразрывной связи «Русской реки» с Атилом, в свою очередь соединявшимся одним рукавом с Каспийским, а вторым — с Черным морем, своим логическим следствием должна была иметь представление о том, что, спускаясь вниз по «Русской реке», можно было достичь Черного моря, и наоборот — что непосредственно из Черного моря вел речной путь в северные русские земли. Именно этот аспект представлений о «Русской реке» получил развитие со стороны ал-Идриси, чему в немалой степени способствовало его знакомство с распространенной у ряда мусульманских авторов Х-ХІ вв. традицией помещения русов на берегах Черного и Азовского морей [Коновалова И. Г. Русы, с. 34-36]. Тут можно сослаться на сообщение арабского энциклопедиста середины X в. ал-Мас'уди о русах, которые, по его словам, фактически контролировали мореплавание в Азовском море [al-Macoudi. Les Prairies d'or, t. II, p. 15; Минорский В. Ф. История, с. 196-197]. В другом месте своего сочинения ал-Мас'уди называет «Русским» не только Азовское, но и Черное море [al-Macoudi. Les Prairies d'or, t. II, p. 24-25; Минорский В. Ф. История, с. 201]. Он также говорит о плаваниях, которые совершали русы в Константинополь и Испанию, где, по утверждению ученого, они нападали на город Севилью [al-Macoudi. Les Prairies d'or, 1.1, p. 364-365; см. комментарий данного сообщения: Калинина Т. М. Ал-Мас'уди, с. 16-22; она же. Арабские ученые, с. 190-210]. Последнее сообщение ал-Мас'уди, как полагают его исследователи, восходит к материалам арабского историка и географа второй половины IX в. ал-Йа'куби, рассказывавшего о нападении русов на Севилью в 844 г. [BGA, t. VII, р. 354; о толковании этого известия в литературе см.: Семенова Л. А. Русы, с. 118-134]. О морских походах русов в ал-Андалус есть данные и у Ибн Хаука-ла, знавшего омейядскую Испанию по личным впечатлениям [BGA2, fasc. II, p. 78]. По всей вероятности, этот известный ал-Идриси из арабской литературы комплекс данных об активной деятельности русов в бассейне Черного моря, соединившись, с одной стороны, с представлением о связи «Русской реки» с Черным морем, а с другой — с современными ему сведениями мореплавателей о портовом городе под названием «Росия», и побудили его считать Керченский пролив устьем «Русской реки».

Сложный состав рассказа ал-Идриси обесценивает всякие попытки отождествления «Русской реки» с каким-либо конкретным географическим объектом на территории Восточной Европы. Таким образом, вместо привычной локализации, опирающейся на принцип «одно наименование — один объект», представляется более целесообразным дать развернутое определение нашему гидрониму и рассматривать «Русскую реку» как совокупность речных путей, посредством которых можно было пересечь Восточно-Европейскую равнину в меридиональном направлении. Если в арабо-персидских сочинениях X в. гидроним «Русская река« отражал связь древнерусских земель с Волжским путем, то в XII в. он стал для мусульманских ученых символом водного сообщения между севером и югом Восточной Европы. Не случайно ал-Идриси не приводит никаких данных о среднем течении «Русской реки», обозначая лишь крайние точки этой водной магистрали: города Керченского пролива с одной стороны и населенные пункты Новгородской Руси — с другой. И это притом что ал-Идриси — единственный из арабских географов, кому были известны многие древнерусские города, стоящие вдоль речных путей и волоков, соединявших Черное и Балтийское моря [OG, р. 912-913, 955, 957].

212

Кукайа — В литературе встречаются два толкования данного оронима, тесно связанные с трактовкой тем или иным исследователем гидронима «Река Русиййа». Те ученые, которые отождествляют реку Русиййа с Кубанью, видят в названии «Кукайа» обозначение Кавказских гор [Захаров В. А. Тмутаракань, с. 215-216]; другие же, рассматривающие реку Русиййа как обозначение Дона или Северского Донца, сопоставляют гору Кукайа со Среднерусской возвышенностью [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 24; Недков Б. България, с. 149, коммент. 326; к ним присоединился и В.М.Бейлис, сделавший, правда, существенную оговорку, что описание горы Кукайа само по себе не может относиться к Среднерусской возвышенности [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 212]). Что касается наименования «Кукайа», то Б. А. Рыбаков возводит арабскую форму к топониму «Куколов лес», отмеченному в верховьях Оскола в древнерусском источнике XVII в. «Книга Большому чертежу» [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 24].

Оба предложенных толкования вызывают возражение прежде всего потому, что стремление увидеть за этим оронимом конкретный географический объект приходит в противоречие с информацией источника. Трудно представить себе, чтобы определения, используемые ал-Идриси для характеристики горы Кукайа («большая», «очень высокая», недоступная «из-за сильного холода и глубокого вечного снега на ее вершине»), можно было бы связать с местом, где лежат истоки Дона и Северского Донца, — со Среднерусской возвышенностью, где самые высокие точки не достигают и 300 м. Сопоставлять же гору Кукайа с Кавказским хребтом, на северных склонах которого начинается р. Кубань, мешают два обстоятельства: во-первых, направление течения Кубани — с юга на север, в то время как «Русская река», согласно ал-Идриси, течет с севера на юг; во-вторых, упоминание оронима Кукайа в одном контексте с гидронимами и этнонимами, прочно связываемыми в мусульманской традиции с северо-восточными районами ойкумены.

Гора Кукайа кроме рассматриваемой секции упоминается в сочинении ал-Идриси еще трижды [OG, р. 846-847, 916, 959]. Все сведения о ней помещены в тех разделах сочинения, где дано описание северных и северо-восточных областей Земли, — в 9-й секции V климата (в рассказе о тюркских народах, обитавших вокруг