Булат - Кирилл Кириллов

Наконец волна веселья пошла на убыль. Большинство танцующих присели или прилегли прямо на траву, занялись едой, наверстывая упущенное. В круге остались только несколько юношей и вождя. Под неустанный, но замедлившийся ритм барабанов они стали танцевать какой-то странный плавный танец, вплотную приближаясь друг к другу. Их тела извивались в отблесках костра, соприкасались, стирая друг с друга следы мела. Глаза закатывались, руки двигались все медленнее, как бы в пьяно-гипнотическом трансе. Остальные с замиранием сердца следили за их движениями. У Афанасия перехватило дыхание и свело внутренности. В голове забродили пьяные мысли.

Князь я, в конце концов, или не князь? Герой или не герой? Очень даже герой! Никто тут львицу одним ударом убить не смог, а я смог. И любого другого могу – одним ударом. И ожерелье вот, он позвенел висящими на шее костяшками, ни у кого такого нет. Значит, и право имею. Он поманил пальцем виночерпия, жестом велел наполнить кубок и махнул его залпом, никого не дожидаясь.

Танец закончился, костер потух, плясуны растворились во тьме, оставив после себя одуряющее послевкусие любовной утехи. Влекомый им Афанасий поднялся на нетвердые ноги, шатаясь, пошел к своему дворцу.

– Тебе помочь? – подскочил трезвый и оттого еще более мерзкий Юсуф. Поддержал под локоть.

– Отойди, сам управлюсь! – рявкнул Афанасий и взмахнул рукой так, что мореход отлетел на добрую сажень. – И вы за мной не ходите, – обернулся он к мальчикам и девицам из прислуги. – Обойдусь.

Юсуф перевел его приказ издалека, страшась подходить к буйному князю. Прислуга отстала. Афанасий поднялся на крыльцо, распахнул дверь. Его качнуло, он навалился на косяк, отчего весь дом затрещал. Удержался на ногах с трудом. Прицелившись, бросился на дверь, распахнув, ввалился в темноту. Замер ненадолго, вспоминая, где покои дочки вождя. Вроде бы и вспомнил, своротил полку с горшками, пошел в ту сторону, не чувствуя, как хрустят под ногами черепки. Рванул на себя дверь. Казалось, от этого рывка вздрогнули все княжеские хоромы. Дверь, хрустнув засовом, повисла на одной петле. Распространяя вокруг сивушный дух, Афанасий ввалился в горницу.

Девушка была там. В неверном свете плавающего в плошке с жиром фитилька она смачивала в миске тряпку и оттирала с тела следы праздника. Увидев Афанасия, вскрикнула, попыталась прикрыться маленьким кусочком ткани.

Вот, значит, как – полыхнуло в голове купца – всем свои прелести кажет, и ничего, а мне – нет? Он шагнул вперед, заняв собой сразу чуть не полкомнаты. По стенам метнулись изломанные тени. Девушка попятилась. Афанасий схватил ее за короткие волосы и толкнул на ложе из мягкой травы. Навис сверху, вдыхая трепещущими ноздрями ее запах. Придавил тяжелым телом. Дернул за узел веревочный пояс, держащий порты. Взглянул в полные тоски и страха глаза.

И тут его словно по голове дубиной ударило. Хмель слетел, томление внизу живота сняло как рукой. Что ж я делаю-то? Насильничаю?! Господи, прости! Он отпрянул. Наступил ногой на миску, замахал руками, пытаясь обрести равновесие, сорвал со стены украшение из травы. Не рассчитав, влепился со всего маху в косяк, по нему выскользнул в дверной проем, ударившись головой о притолоку и окончательно сорвав с петель дверь.

Из соседней горницы выбежали служки, рассыпались по углам мелким бисером. Не обращая на них внимания, Афанасий прошел в свои покои, нараспашку открыл дверь и с размаху кинулся на ложе, зажав руками уши, чтоб не слышать шума затихающего праздника. Его жег стыд.

Утро принесло головную боль и новые переживания. Проснувшись, Афанасий долго лежал на кровати, уставившись в потолок и прижав руки к пульсирующим вискам. Как теперь быть, что делать? Как смотреть людям в глаза? Ведь то, что он вчера учинил… Ну, не учинил, но ведь собирался. Уже даже и порты чуть не снял. Да за такое его, пожалуй, стоило б и убить, как собаку. Лично он бы так и сделал, попадись сам себе за таким делом. Даже если б просто так. А если б дело касалось его сестры? Не то что убил бы, на куски руками порвал. О, господи!

В дверь опасливо постучали. Он не ответил. В дверь постучали снова, настойчивее.

– Ну, кто там еще? – спросил он недовольно.

– Это я, – раздалось из за двери. – Юсуф. Поговорить бы надо. И я тут водички принес.

– Входи, – разрешил Афанасий, тронутый его заботой. – А чего сам? Где слуги-то?

– Боятся тебя потревожить, уж больно грозен вчера был.

– Да уж. Сам удивляюсь, – пробормотал Афанасий, принимая из рук хоросанца сосуд с ключевой водой. Спросил осторожно:

– А что в деревне говорят про вчера?

– Простые деревенские ничего не говорят, спят все еще. А вот советники… Я подслушал разговор их между собой. Многого не понял, но одно уяснил – они хотят уговорить тебя нас всех казнить. То ли в жертву принести, то ли на охоте в качестве приманки львам скормить. Чтоб мы тебя не сбивали с пути истинного. Заметили, что я тебе пить не велел, шайтаны. А я ж хорошего хотел, чтоб греха на тебе не было.

– Греха?! А, ну да, – спохватился Афанасий. Для мусульманина питие – грех. А он может, еще вчера и свинины натрескался, кабанчики тут жирненькие водятся. Хотя чего это он, в самом деле? Иегова-то никому не запрещал свиное вкушать. – Так и что? – вернулся он к разговору.

– Уходить надо. А то ведь даже если ты повелишь нас не трогать, это их может не остановить. Прирежут во сне или с пальмы стряхнут и скажут, что случайно упал.

– Ну, не знаю… – протянул Афанасий.

– Ты что думаешь, если ты у них герой, так они тебе все простят? Нет, не простят. Ты тут чужак. Пока подвиги совершаешь, будешь в почете, а как только оступишься – все. Ты советника, сыночку которого шею свернул, когда видел в последний раз? Не помнишь? А я вот помню, и что с ним потом стало, видел.

– И что?

– Что-что! Глотка перерезана от уха до уха. В лесу валяется, падальщиками обглоданый. Наверное, ему старые обиды припомнили, он ведь многих притеснял, пока верховодил. Да и ты уже за несколько дней многим успел насолить.

– Так что ж делать-то? – спросил Афанасий в растерянности.

– Ты что, все мозги пропить успел? Говорю ж, уходить надо.

– Уходить, говоришь? – спросил Афанасий, пытаясь разогнать туман в голове. – А когда уходить-то?

– Да прямо сейчас, пока все дрыхнут после вчерашнего. Припасов и воды люди заготовили, оружия кое-какого добыли. Только нас и ждут.

– Когда ж вы успели-то? А, ну да, никто ж не пил, – Афанасий одним глотком допил оставшуюся в сосуде воду и поднялся на ноги.

Его качнуло. Из желудка к горлу подступил ком жгучей слизи. Юсуф поддержал вождя под локоть и одновременно остановил.

– Да стой ты, не в дверь. Не то слуги твои шум поднимут.

– А куда ж? – удивился Афанасий.

– Вот сюда, – улыбнулся Юсуф и жестом ярмарочного фокусника указал на стену.