Кирклендские услады - Виктория Холт

Я засмеялась и застегнула последнюю пуговицу на плаще.

— Мне лучше. Гораздо лучше, — подтвердила я. — А теперь бегите и не торопитесь возвращаться. Если нужно, оставайтесь там ночевать.

Но к вечеру, в сумерки, Мэри Джейн вернулась. Она поднялась прямо ко мне, и я сразу увидела, что с ней что-то стряслось.

— Этти? — начала было я. Мэри Джейн покачала головой:

— Этти родила до того, как я туда пришла. Чудную девочку. С Этти все в порядке.

— А что же не так?

— Ох, мадам, я возвращалась домой через аббатство и увидела его! Чуть не умерла со страху. Понимаете, ведь уже темнело…

— Кого вы увидели? — воскликнула я.

— Ну, его… этого монаха. Он посмотрел на меня и поманил к себе.

— О, Мэри Джейн, да это же замечательно! И что же вы? Что вы сделали?

— Ну, сперва я только таращилась на него. Даже пошевелиться не могла. Меня словно обухом огрели. А потом… потом бросилась бежать. Он не погнался за мной, а я думала, побежит следом.

Я обняла ее и прижала к себе:

— О, Мэри Джейн! Это именно то, что мне нужно!

Она посмотрела на меня с некоторым изумлением, а я отступила на шаг, чтобы лучше вглядеться в нее.

Ну конечно! Она была почти одного роста со мной, а длинный плащ скрывал фигуру. Вот ее и приняли за меня. Уж больно памятен этот плащ тому, кто повесил его на балконе.

Я знала, что Мэри Джейн мне предана. Она считала меня самой доброй госпожой из всех, кому служила. Руфь отпугивала своей холодностью, и к ней трудно было привязаться, тетушка Сара отличалась слишком большими странностями. А за мной Мэри Джейн ухаживала с радостью. Наши отношения не походили на обычные отношения между горничной и госпожой, мы питали друг к другу симпатию. Поэтому я решила посвятить Мэри Джейн в свои замыслы, во всяком случае частично.

— Мэри Джейн, вы думаете, это был призрак? — спросила я.

— Не знаю, мадам, не очень-то я верю в признаки.

— Я тоже. Думаю, что под монашеской рясой прячется отнюдь не призрак.

— Но как он забрался к вам в спальню, мадам?

— Вот это-то я и хочу выяснить.

— И выходит, он же занавески вокруг вашей кровати задернул и грелку стащил.

— Думаю, это его проделки. И вот что, Мэри Джейн. Не говорите пока никому о том, что видели монаха. Он небось воображает, что это я в темноте бежала домой через руины. У него и в мыслях нет, что это были вы. Пусть и остается в неведении… пока. Обещаете молчать?

— Я сделаю все, что вы, мадам, попросите.

Рождественское утро занималось солнечное и морозное. Лежа в постели, я с удовольствием читала поздравительные письма и открытки. Одно из писем было от того, кого я все еще не могла называть иначе, как отец. Поздравляя меня с Рождеством, он выражал надежду, что его предыдущее письмо не слишком меня взволновало. А мой настоящий отец — письмо от него пришло накануне — писал, что собирается вернуться весной.

Ох, как я ждала эту весну! К тому времени мой ребенок уже родится. А что еще будет весной? Но я не хотела заглядывать далеко вперед. Хватит и этого. Я оставалась в постели, и постепенно мои мысли вернулись к тому, от чего они, по правде говоря, никогда не отвлекались, — к моей решимости установить, кто же хочет нанести вред моему ребенку. Я снова и снова перебирала в памяти мелочи, связанные с явлениями монаха, так как была уверена, что ключ к тайне скрыт в какой-то из этих встреч.

Монах проник ко мне в комнату, промчался по коридору, когда я пустилась за ним, и внезапно исчез. Чем больше я об этом думала, тем больше меня разбирало волнение. Что, если в галерее менестрелей скрыт какой-то тайник, лаз? Монах появлялся не только в доме, но и среди руин. Может быть, есть какой-то тайный ход, связывающий «Услады» с аббатством? А может, роль монаха исполняли двое? Что, если в монашескую рясу наряжались по очереди Люк и Дамарис? Сначала Дамарис, дав таким образом возможность Люку появиться в халате на третьем этаже. А потом Люк — в развалинах, когда мы шли по ним с Дамарис?

И я вспомнила о старинном плане аббатства, который видела, когда только что приехала в «Услады». Он где-то в библиотеке. Если, воспользовавшись им, я узнаю, где находится ход, соединяющий руины с нашим домом, то, возможно, приближусь к раскрытию тайны. Два важных ориентира у меня есть: аркада, где оба раза видели монаха — сначала я, когда была там с Дамарис, потом Мэри Джейн, — и галерея менестрелей здесь, в доме.

Меня охватило нетерпение. Я не могла дождаться, когда можно будет одеться и выйти. Впрочем, зачем ждать?

Я накинула капот и поспешила в библиотеку. Разыскать план не составило труда. Он хранился в кожаном футляре и был нанесен на пожелтевший от времени пергамент. Когда я взяла план и сунула его под мышку, я услышала позади себя какое-то движение и резко повернулась. В дверях стоял Люк.

На его лице было то настороженное выражение, с которым в последнее время на меня смотрели многие. До сих пор меня это пугало, но сейчас во мне ничто не дрогнуло.

— Боже, да это Кэтрин! Счастливого Рождества, Кэтрин, и плодоносного Нового года!

— Спасибо, Люк.

Он так и стоял в дверях, загораживая дорогу. Мне было неловко — не только потому, что под мышкой у меня был план аббатства, но и из-за моего небрежного костюма.

— Что случилось, Кэтрин?

— Ровным счетом ничего.

— Но у вас такой вид, будто я, того и гляди, вас съем.

— Значит, мой вид обманчив.

— Могу ли я заключить, что в это прекрасное рождественское утро вы ко мне вполне расположены?

— По-моему, в рождественское утро иначе и быть не может, ведь наши сердца открыты всему миру.

— Вы отнимаете хлеб у старика Картрайта! А нам как раз скоро идти слушать его тягучую рождественскую проповедь. — Люк зевнул. — Меня всегда так и подмывает остановить его словоизлияния звоном часов. Мне на днях рассказывали про одного эсквайра-самодура. Он так и делал. Я не шучу. Приходя в церковь, он доставал часы и отпускал на всю проповедь ровно десять минут, ни минутой больше. Когда время истекало, он щелкал пальцами. Хочешь не хочешь, викарий умолкал, иначе ему пришлось бы распрощаться с местом. — Люк прищурился и закончил: — Вот я и подумываю, не заимствовать ли мне это, когда…

Я быстро взглянула на пего. «Когда стану хозяином „Услад“ — вот что он хотел сказать. И мне стало не по себе.

— Ну а что это вы читаете? — И цепкие пальцы впились в кожаный футляр.

— Да вот, заприметила когда-то в библиотеке, а сейчас решила взглянуть повнимательней.

Но Люк отобрал у меня план, несмотря на мои попытки воспротивиться. Однако не устраивать же потасовку в библиотеке без всяких видимых причин!

— Опять это несчастное аббатство, — проворчал Люк. — Слушайте, Кэтрин, все эти руины, монахи и тому подобное вас просто околдовали.