Капитан Магу. Горы любви и скорби - Вадим Полищук

А ведь стреляют они куда реже, чем позволяет им скорострельность новых гаубиц, не иначе надеются на то, что себрийцы залягут или повернут вспять. «Не дождетесь». Пятая бомба рванула где-то в стороне. Шестая… Эта шестая натворила больше всего дел, разом смахнув с поля десяток себрийцев убитыми и ранеными. Вой и крики боли раненых нервировали больше всего, ведь в следующую минуту любой мог оказаться на снегу со вспоротым животом или оторванной ногой. Думать об этом не хотелось.

– Вперед! Шире шаг! Не останавливаться!

Седьмая. Эта ударила в снег буквально в дюжине шагов перед Алексом, бросив перед собой комья мерзлой земли и… не взорвалась. Тело моментально прошибло холодным потом, повезло. Алекс обошел оставленную бомбой дыру в земле, а в ушах уже стоял вой приближающейся восьмой. Ба-бах!!! Перелет, но очень близкий. Сколько еще осталось? Две или больше? Сейчас узнаем, недолго осталось. Ба-бах!!! Чуть впереди и на полсотни шагов правее. Мозг понимает, что осколки не достанут, а душа норовит припасть к земле и затаиться, пережить обстрел. И не у него одного.

– Встать! Вперед! В атаку!

За шиворот его и со всей силы дернуть вверх. Немолодой уже себриец из крестьян, смотрит испуганно.

– Подними винтовку, боец!

Вбитая за недолгое обучение привычка повиноваться приказам сработала.

– Вперед! Догоняй!

Пока возился с одним, батальон ушел вперед, а где-то взорвалась еще одна бомба, десятая. Будут еще или нет? Будут. Одиннадцатая взорвалась далеко и нестрашно. А двенадцатая почему-то запаздывала. Когда прошло уже полминуты, а страшного, заунывного воя приближающейся смерти не последовало, офицер понял – половина дела сделана, теперь бы не подставиться под картечь. На батарее вновь царила суета, Ясновский вызвал к орудиям зарядные ящики. Хочет увезти гаубицы? Нет, готовят картечь. А в воздухе уже начали посвистывать винтовочные пули, начало себя проявлять пехотное прикрытие батареи. Пора останавливать батальон.

– На месте стой!

Команда, продублированная ротными командирами и взводными унтер-офицерами, разнеслась по полю. Не все остановились сразу, некоторые, оглушенные и обо всем забывшие, продолжали идти вперед.

– Стрельба с колена! Плутонгами! Пли!

Первыми жертвами стали лошади. Оптика бинокля приблизила гибель ни в чем не повинных животных, павших в результате человеческой вражды. Одна из лошадей, раненая, билась в упряжке, не в силах сдвинуть с места своих убитых товарок и зарядный ящик. Потом в ящик попала пуля, и он вспыхнул, а затем взорвался, прервав мучения бедолаги, разбросав вокруг горящие обломки. Вспыхнули заряды картечи, сложенные у другого орудия, его прислуга, а следом и остальные батарейцы, не выдержав, побежали. Упускать такой момент было нельзя.

– В атаку!

Выдергивая из кобуры «гранд», Алекс побежал вперед, неловко загребая ногами неглубокий снег. За ним пошли. Справа и слева поднимались стрелки, брали винтовки наперевес и бежали следом. Восемь сотен шагов, с винтовкой в руках по неглубокому снегу – это около четырех минут. Хорошо подготовленный стрелок из казнозарядной винтовки прицельно выпускает восемь пуль за одну минуту. Средне подготовленный – шесть. Теоретически весь батальон должен полечь на этом поле при имеющейся сотне стрелков у обороняющихся. Вот только нервную дрожь в руках при виде приближающейся смерти мало кто может унять. Да и героическую смерть за князя Ясновского принять захотели немногие, остальные попытались удрать.

Грохнула одна из гаубиц, визжащая картечь пробила брешь в уплотнившейся цепи себрийцев, но удержать порыв наступающих уже не могла. Второго выстрела оставшимся на батарее артиллеристам сделать не дали, в считанные секунды всех их перестреляли и перекололи штыками. Здоровенный фейерверкер – это его удачный выстрел гаубицы взорвал пороховой погреб османийцев при штурме Камы – отмахивался банником, никому не давая приблизиться. У себрийцев же винтовки оказались разряженными, поэтому на короткое время ему удалось удержать наступавших. Затем кто-то выстрелил ему в грудь, и следом его проткнули с полдюжины штыков разом.

Дело было сделано, батарея захвачена, дорога на Каму открыта.

– На месте! Пачками! Пли!

На этот раз сбитое после бега под градом пуль дыхание и не утихший еще азарт атаки позволили большинству разбежавшихся ясновцев покинуть поле боя целыми, хоть и без оружия. Мазали себрийцы безбожно. Опомнившись, Алекс решил прекратить бесполезный расход боеприпасов.

– Прекратить огонь!

Так ни разу и не выстрелив, полковник вернул револьвер в кобуру, руки заметно дрожали. Пока Алекс приходил в себя после атаки, подошел Смирко, протянул флягу.

– Отхлебни, командир, успокойся.

Во фляге оказался крепкий вонючий, только клопов морить, самогон. Дальше рта он не пошел, проглотить эту гадость оказалось невозможно, офицер выплюнул все обратно. Тем не менее дрожь прошла, сердце стало биться ровнее, голова прояснилась и начала работать.

– Что с потерями?

– Почти полторы сотни.

– Раненых на повозки и отправляйте в Боградское княжество, надеюсь, там их не тронут. Оружие соберите и патроны.

– Уже. Там Ясновского нашли, – добавил Смирко.

– Живой?

– Пока да, но это ненадолго. Если хотел у него что-то спросить, то поторопись.

Подполковник Ясновский сидел, привалившись спиной к колесу гаубицы, лицо бледное от потери крови и боли. Руки сжимали живот, кровь просачивалась между пальцами. Его ударили штыком, дважды. Медицина тут была бессильна, да и помогать ему никто не собирался. Алекс присел рядом, глаза в глаза.

– Узнал? Вижу, узнал. У меня к тебе только один вопрос – зачем?

Ясновский с трудом, сквозь сжатые от боли челюсти промычал:

– У меня был приказ.

– Да, приказом сверху можно оправдать любое зверство. Но раненых-то зачем?

Не дождавшись ответа, полковник поднялся на ноги, хотел было уже уйти, но тут снизу донеслось:

– Помоги.

Алекс не сразу сообразил, о какой помощи идет речь. Догадавшись, тронул клапан кобуры, затем передумал и убрал руку.

– Хрен тебе, здесь еще помучайся, а черти пусть немного подождут. Жаль только, до твоего сиятельного дядюшки не могу добраться!

Злости не было, только омерзение и недоумение. Сам не ангел, руки по локоть в крови. Много чего было, пытал, когда требовалось получить сведения, убивал по необходимости или из мести, но никогда не делал этого ради собственной прихоти или удовольствия. Для османийцев такой поступок в порядке вещей, но чтобы единый по сути народ творил такое, ведь еще позавчера они в одном строю сражались с одним врагом! «Нет, не понимаю».

Впрочем, долго копаться в собственных переживаниях не было времени, марш предстоял долгий и трудный. Час спустя колонна себрийцев выступила к Крешову. С гаубиц сняли замки, открутили и отломали все, что смогли. Не было для них ни лошадей, чтобы вывезти, ни обученных расчетов для стрельбы. Да и боеприпасов уцелело всего с полсотни картечных выстрелов. Ясновских раненых бросили на произвол судьбы, кому повезет, тот выживет, а кто не выживет, тому, считай, не повезло.