Акушерка Аушвица. Основано на реальных событиях - Анна Стюарт

Ана сжала его руку.

– Это неправда! Нацисты пытались окутать нас атмосферой ненависти, но как только морок рассеялся, мы узнаем все больше и больше примеров отваги и доброты. Дети, которых вы ищете, были спрятаны. О них заботились. Многие евреи выжили благодаря смелым людям, которые прятали их. Способность заботиться о ближних своих дарит нам будущее.

Раввин улыбнулся.

– Мне нравится мир, куда вы приводите младенцев, Ана Каминская.

Ана улыбнулась в ответ, но глаза ее следили за Эстер, которая неподвижно сидела на ступенях собора.

– Как бы мне хотелось привести туда ее младенца, рабби.

– Номер 41400?

– Именно.

Он сжал ее руку.

– Я буду искать.

Раввин ушел. Ана смотрела, как стрелки на часах указали половину первого, и Эстер заставила себя встать и пойти прочь, рассыпая крошки бейгла. К ногам ее слетались голуби.

Глава тридцать шестая. 1 сентября 1945 года

ЭСТЕР

Эстер сидела на ступенях собора, рассеянно наблюдая, как птицы клюют крошки ее печенья. Утром Ана приготовила это рассыпчатое печенье специально для нее – в последнее время у Эстер совсем не было аппетита. Эстер честно пыталась есть, но ее желудок словно сжался – то ли от лишений Биркенау, то ли от гнетущей пустоты жизни после обретения свободы. Она понимала, что ей повезло: она вырвалась из лагеря, нашла уютное и надежное жилье у Аны и ее сыновей, она искренне любила подругу. И все же ее дом не был для нее настоящим домом.

Все жили своей жизнью – и это было правильно. Бронислав уехал в Варшаву, где получил отделение в больнице. Сандер сдал последние экзамены на доктора. Якуб преуспевал в печатном деле и ухаживал за симпатичной девушкой. Даже Ана встряхнулась – она много работала, приводя в мир все новых и новых детей. Эстер вместе с ними присутствовала на скромной мемориальной церемонии по Бартеку в местной церкви. Фабрика по производству матрасов осталась в прошлом, и церковь вновь служила по своему назначению. Эстер помолилась и за Сару, которой пришлось работать здесь во времена гетто, и за Рут. В городе снова открывались синагоги, и они с Лией собирались устроить церемонию в честь погибших с честью Мордехая и Вениамина, но Эстер хотела дождаться появления Филиппа.

Часы пробили полдень. Она посмотрела на циферблат и на ясное синее небо. Первое сентября, ровно шесть лет с того дня, когда Германия вторглась в Польшу, и мощные танки, пулеметы и автоматы алчного Третьего рейха исковеркали всю их жизнь. Прошло ровно шесть лет с того дня, когда Филипп упал перед ней на одно колено и попросил стать его женой. «Да» наполнило ее такой невероятной радостью, которую сейчас и вспомнить-то было почти невозможно. Каждый день без известий о Филиппе разрушал их слишком короткий брак – порой она даже начинала сомневаться, а было ли это в ее жизни.

Она коснулась живота. На измученной лагерными тяготами коже остались растяжки, напоминавшие о рожденном в Биркенау ребенке. О ребенке, которого она держала на руках три прекрасных дня и которого вырвали у нее для «германизации». Эстер не хотела никого ненавидеть, честное слово, не хотела. Но Бог простит ее – это было слишком трудно.

Она заставила себя переключиться с нацистских ужасов на что-то хорошее. Через еврейский комитет она получила письмо от Наоми. Подруге удалось на трех поездах все же добраться до Салоник и встретиться с отцом и сестрами. Все они каким-то чудесным образом уцелели. Малыша Исаака встретили с восторгом и назвали в его честь только что открытый ресторан. Эстер должна к ним приехать, как они договаривались в Биркенау.

– Ты должна приехать и навестить нас, когда все это кончится, – так Наоми сказала в самый первый день, когда они встретились в аду Биркенау. Она тогда даже поверить не могла в такой простодушный оптимизм.

– Ты думаешь, получится? – спросила она.

– Так или иначе, но обязательно. К чему думать о худшем?

Наоми оказалась права. Все действительно кончилось, Наоми действительно была дома и действительно приглашала Эстер приехать. Но она не могла уехать в Грецию без мужа. Эстер бездумно следила за белым облачком, скользившем над колокольней. Точно такая же погода была в этот день в 1939 году, но как только они с Филиппом поцеловались в первый раз, в ярко-синем небе появились темные, зловещие самолеты.

– Быстрее, – сказал тогда Филипп, хватая ее за руку и таща по ступенькам в собор.

Эстер уже не знала, был ли это счастливейший день ее жизни или самый несчастный. Этим вопросом она снова и снова задавалась в самые мрачные годы. Похоже, он будет мучить ее вечно. Стоило ли наслаждаться этим сладким счастьем, если отсутствие его причиняет такую боль? В лагере эмоции притуплялись – на первый план выходили чисто физические потребности. Но здесь, в Лодзи, где они встретились впервые, чувства не оставляли Эстер ни на минуту.

Она сунула руку в карман и вытащила письмо, найденное в спальне Аны на прошлой неделе. Нет, она не рылась в чужих вещах, да и к чему ей это. Она искала темную ленту, чтобы убрать волосы для работы, а письмо лежало прямо на туалетном столике, рядом со щеткой для волос. Но и тогда она не тронула бы его, если бы не печать на конверте: «Общество по розыску еврейских сирот». Устоять она не могла. Виновато прислушиваясь к каждому шороху в доме, Эстер вскрыла конверт.

Письмо оказалось от раввина Исайи Друкера, который ездил по Германии, разыскивая еврейских детей. Похоже, Ана попросила этого человека поискать детей с татуировками под мышкой, и он кого-то нашел. Пятерых, если быть точным, и это сверх тех трех, которых удалось найти во время предыдущей поездки. Но ни у кого на нежной коже не было номера 41400. Раввин приложил к письму фотографии, маленькие и расплывчатые, но достаточно четкие, чтобы разглядеть крохотные подмышки с вытатуированными ею номерами.

Эстер смотрела, смотрела, смотрела, пытаясь вспомнить, кто из матерей держал этих детей, когда она набивала зловещие номера на их мягкой младенческой коже. Все это было ради этого момента, когда после войны эти номера увидят и родители смогут разыскать своих детей. И некоторым это действительно удалось. Из письма было ясно, что Ана писала упорному раввину, что один ребенок – 51294 – действительно вернулся к матери в Белоруссию. Эстер изо всех сил старалась радоваться за эту семью, но чаще всего ей хотелось кричать и биться головой о стену от зависти.

– Мне так жаль, – шептала она, глядя в небо.

Над ней проплыло еще одно облачко, и она попыталась рассмотреть в нем Божию благодать. Нацисты повержены. Она слышала, что Ирму Грезе и Марию Мандель схватили и вместе со многими другими судили за их преступления. Их наверняка повесят. Они не заслужили такой милосердной смерти, но главное сейчас – это мир и воссоединение семей. Поводов для благодарности было много, но как же ей хотелось снова ощутить объятия Филиппа, сказать, что у них есть дочь, и начать совместные поиски Пиппы. Без Филиппа все казалось совершенно бессмысленным.

Она заставила себя отвлечься от облаков и посмотреть на больницу. Все не бессмысленно. У нее есть работа, пациенты, коллеги и друзья. У нее есть Ана и новые «братья». У нее есть Лия. Через два дня после капитуляции Германии