Глядящие из темноты - Максим Голицын

— Не валяй дурака. Ты не хуже меня знаешь, о чем я говорю. Я предлагаю отсидеться на Фембре. Ну, тот остров в дельте Пенны, где располагалась Первая Комплексная. Там убежище, склад…

— Что? — недоверчиво спросил Леон. — Вот взять и так, по-английски, не прощаясь? Только ты да я?

Берг поглядел на него в упор:

— Ты о Сорейль, верно? Нет, я не оставлю ее. Она пойдете нами.

— Вот теперь ты ведешь себя неразумно, — раздраженно сказал Леон. — Потому что это запрещено.

— В обычных обстоятельствах — да. Но сейчас не обычные обстоятельства.

— Это не оправдание. В чужих мирах все обстоятельства необычные. Берг, из нас двоих самым рассудительным всегда был ты. А сейчас ты поступаешь… Скажем так, неразумно.

«Мы поменялись ролями», — подумал он. И тут же Берг, точно вторя его мыслям, умоляюще сказал:

— Послушай, ну не строй из себя тупого исполнителя инструкций — в сущности говоря, ты первый их нарушил. Как будто ты согласен уйти и бросить мальчишку?

— А кто вообще тебе сказал, что я согласен уйти? Я…

Берг обернулся к двери.

— Легок на помине. Почему ты всегда входишь без стука, парень? Ты что, подслушивал?

— Вас подслушаешь, — рассудительно произнес Айльф, — кто ваш дикарский язык разберет? Маркграф Солерский, его светлость прислал меня. Он велел передать вам, сударь, что желает вас видеть. Он ждет в кабинете…

— Передай, что мы сейчас будем, — кивнул Берг. Айльф хмыкнул и многозначительно поглядел на Берга.

— Он велел прийти только вам, амбассадор Берг. Вам одному.

— Ладно, — кивнул Берг, — передай, я приду. Когда Айльф прикрыл за собой дверь, Берг недоуменно поглядел на Леона:

— Почему только я?

— Потому что они наконец поняли, кто тут главный, — ехидно сказал Леон.

— Ну и ну… — недоуменно покачал головой Берг, — побудь на связи, ладно? На всякий случай.

— На какой случай? — безнадежно спросил Леон.

Его светлость маркграф Солерский облачен был в охотничий костюм, что явно свидетельствовало в пользу неофициального характера приема.

Берг склонил голову и, дождавшись ответного благосклонного кивка, придвинул тяжелый стул и уселся напротив.

— Слушаю вас, государь, — сказал он.

Но тот молчал, глядя на переплетенные пальцы. Берг тоже молчал. Наконец, когда тишина в комнате стала невыносимой, маркграф резко спросил:

— Полагаю, вы осведомили Терру об обстановке в Солере?

— Терре, — осторожно подбирая слова, ответил Берг, — известно, что творится в Срединных графствах. В том числе и в Солере.

— И что она собирается предпринять?

— Ничего, заверяю вас. Терра не вмешивается во внутренние дела.

— По своей воле не вмешивается, — подчеркнул его светлость.

— До сей поры, — спокойно сказал Берг, — никому еще не удавалось навязать Терре свою волю.

— Быть может, ваши владетели просто опасаются приводить корабль в чумную страну?

— Быть может, и так… Зачем им рисковать? Достаточно того, что мы здесь.

— Ретра, — заметил маркграф, — тоже осведомлена о том, что делается в Солере. И она выводит к своей границе войска.

— Я их понимаю, — осторожно сказал Берг.

— Я тоже их понимаю. Увы, боюсь, что в нынешней ситуации я бессилен удержать народный гнев. Мои люди рвутся на Ретру. Она, понимаете ли, душила Солер пошлинами в благополучные годы, а сейчас, когда наши закрома пусты…

«Как удачно, — подумал Берг, — что народный гнев обратился именно на Ретру — а не на тех, что поближе. В солерском замке сейчас паршиво, но никто вроде бы пока не пухнет с голоду».

— Ретра богаче Солера, это верно, — согласился Берг.

— Неизмеримо…

— Пожалуй… Но, по слухам, там скоро будет не лучше, чем в Солере.

— Я обещал этому мерзавцу Эрмольду, — задумчиво проговорил маркграф, — и сдержу слово. Но, если вдуматься, чего оно стоит, данное клятвопреступникам? Орсон обещал нам безопасность…

— Орсон погиб, — все так же осторожно сказал Берг, — а слово есть слово.

— Верно. Вот и я так думаю. Но вот если бы отыскалась могущественная сила, которая не имела бы никаких обязательств перед Ретрой?

Он еле двигал челюстью, точно одеревенел, и Берга вдруг осенило.

«Да ему стыдно, — подумал он. — Понятия о чести связали его по рукам и ногам, а он пытается разорвать эти путы… Господи, да если он переступит через себя, если убедит себя в том, что понятия „честь“ и „слово государя“ пустой звук, он больше ни перед чем не остановится. Ну и влипли же мы… Да еще и этот… непредвиденный фактор… Как все наметалось…»

— Государь, — решился он, — уж если вы ищете помощи, почему вы ищете ее у нас? Почему бы вам не обратиться к тем, кто гораздо могущественнее?

На какой-то момент в комнате воцарилось тяжелое неловкое молчание, точно терранский амбассадор вдруг начал ни с того ни с сего снимать штаны на официальном приеме, потом маркграф медленно поднял брови.

— Это к кому же?

— К… — он не решался сказать прямо, словно и сам стал одним из местных, аборигеном, в чью плоть и кровь въелся страх перед запретными словами, — к тем, кто внизу… полагаю… Из того, что я слышал, если правильно к ним обратиться, они…

— Мало того, что вы мне советуете искать милости у нечисти, — холодно сказал его собеседник, — так еще у нечисти несуществующей. Я не склонен к тому божественному экстазу, в котором нынче пребывает святой отец, но лучше уж так, чем… Это даже не ересь… это кощунство.

Берг выпрямился во весь свой внушительный рост и так же холодно посмотрел ему в глаза.

— Я вашей веры не оскорблял, — медленно, с расстановкой произнес он, — мы просто не поняли друг друга.

— Очень на это надеюсь, — внушительно ответил маркграф.

«Вот зараза, — подумал Берг, — что это я как мальчишка. Какой черт меня дернул?»

— Вы правы, я вас, вероятно, просто неправильно понял, — неожиданно покладисто произнес маркрграф, — вы достойный человек и не посоветуете дурного… Простите, если я был резок… Сердце мое разрывается при виде этого разорения. Смута, голодные бунты… Этого не должно допускать, если ты достойный правитель. Ведь долг сильного — заботиться о малых сих, о тех, кто слаб… старики, дети, женщины… В особенности молодые, красивые женщины. Кто в такой обстановке может поручиться за их безопасность? Берг встал. Не дожидаясь позволения.

— Полностью с вами согласен, государь, — медленно сказал он. — Люди, которым нечего терять, порою ведут себя… отчаянно. Потеряй я, — это я так, для примера, — кого-то близкого мне… Какое было бы мне дело до Солера? Или даже до собственной моей жизни? Ну а случись что-то со мной… или с амбассадором Леоном…