Голливудские жены - Джеки Коллинз

Он заказал виски и остался у стойки один. Милли будет беспокоиться, что с ним. Ничего, пусть один раз побеспокоится.

Он выпил первую рюмку и знаком попросил еще. Конец недели обещал быть долгим и жарким.

Утро четверга. В студии. Вымыт, причесан. Нервный, как араб на израильском базаре. Но вид неплохой.

Он назвал свою фамилию охраннику у ворот и въехал на стоянку, точно звезда, хотя и на стареньком своем «Понтиаке».

Его подташнивало. Встав, он заставил себя выпить горячего кофе и проглотить подгоревший гренок, и его тут же вывернуло.

А потом судорожные сухие спазмы.

Он совсем развалился с той минуты, когда днем во вторник позвонил Инге и услышал разъяренное: «Где ты был, Бадди Хадсон? Я могу найти занятие поинтереснее, чем ломать ногти, набирая номер, который не отвечает!»

«О чем речь?»— спросил он, а в кровь ему хлынул адреналин, потому что он и без ее ответа знал, о чем речь.

«О твоей пробе. То есть, если она тебя еще интересует. Я пока не слышала о серьезном актере без автоответчика!»

«Когда?»

«В четверг».

«О Господи!»

И вот он здесь. Возможно, единственный шанс, который выпадает в жизни. Черт! Тут занервничаешь.

Бадди Хадсон, это твоя жизнь. Пустишь ее под откос — или нет?

Он поставил машину, назвался регистраторше, и мужеподобная девица в джинсах, бейсбольной куртке «Джоджеров»и кроссовках отвела его в гардеробную третьего павильона.

— Где гримерная, знаешь? — спросила она.

Он не знал, но не собирался признаваться в этом. Спокойствие! Не теряй головы. Пусть никто не заметит, как ты нервничаешь!

— Естественно. Если она на прежнем месте.

— На прежнем. Первый этаж — не промахнешься. Будь там через пятнадцать минут. Костюмерша зайдет тебя проверить.

— А когда меня… э… на какое время назначена моя проба?

— Думаю, тебя затребуют около одиннадцати. Если повезет, то отпустят еще до обеденного перерыва. Он в час.

Всего два часа — и только? А он-то воображал целый день крупных планов и панорамирования. Хреновина! Наверное, снимут один кадр, и все.

— Покедова, — сказала девица и удалилась.

Он хотел расспросить ее, узнать, как пробовались другие. Но опоздал. И теперь оставалось только томиться и потеть.

Он уставился на свое отражение в зеркале туалетного столика.

Выглядишь хорошо. Выглядишь хорошо. Выглядишь хорошо, как положено кинозвезде. Только не благодаря Ангель. Его милой нежной женушке. Его милой нежной сбежавшей женушке! Любовь всей его жизни смылась. Исчезла. Сбежала. Не предупредив.

Правда, он приволок ее с пляжа назад в Голливуд, ничего не объяснив. Только что было объяснять? «Э-эй, Ангель, детка!

Я должен был трахнуть двух старых лесбо, но у меня не встало… я не заставил его встать, потому что люблю тебя. Видишь ли, Джейсон Суонкл — педик и прицелился на меня. А потому нанял меня, чтобы я ублажал этих старушек, а заодно оставался бы при нем.

Вот откуда пляжный домик, костюмы, машина с шофером».

Да разве чистая девочка вроде Ангель хоть что-нибудь поняла бы? Это дерьмо с его соблазнами ее еще не коснулось, и так должно оставаться! Он особенно любил в ней ее невинность и не собирался посвящать ее в свое прошлое. И с самого начала решил все от нее скрывать. Другого выхода не было.

Только все пошло наперекосяк. Она хотела правды, он кормил ее ложью. И недооценил силы ее гнева. Перетерпел первый взрыв упреков, умиротворил ложью и поцелуями, а потом без сил свалился у бассейна. К тому времени, когда он обрел человеческий вид, искать другой ночлег было уже поздно. «Еще только одну ночку у Шелл, детка, — упрашивал он. — Завтра я все улажу. Даю слово».

А она смотрела на него своими глазищами. Долго смотрела и внимательно, но он уже закурил травку и ловил, ловил кайф. Ведь с воскресенья, черт ее дери, его мать словно ходила за ним по пятам, и ему просто надо было отключиться.

Во вторник он проспал. И было почти три, когда наконец открыл глаза. Рэнди ушел, в комнатушке было жарко и душно. Ну, травка хотя бы не оставляет похмелья. Даже наоборот, чувствуешь себя вполне приятно.

Он знал, что Ангель его вид не обрадует, а потому долго принимал душ и брился. Потом решил позвонить Инге — на всякий случай. А когда услышал о пробе, помчался молнией. Ему не терпелось рассказать Ангель. Но у Шелли никого не было, и он до пяти вечера мерил шагами тротуар перед домом. Тут пришла Шелли. Но одна.

— Где Ангель? — спросил он.

— Не знаю. Она была у меня, когда я вернулась вечером, а утром, когда проснулась, ее уже не было.

Он сразу понял, что она ушла. Еще до того, как заглянул в багажник «Понтиака»и увидел, что ее чемодана там нет. Вот так: сейчас ему сниматься, это самый важный день в его жизни. И Ангель нужна ему как никогда — а где она?

— Карен, почему ты не была у Биби? — спросила Элейн, пытаясь не смотреть на пах Рона Гордино — очень внушительно, прямо как у Рудольфа Нуриева.

— Меня уложили в постель, — выдохнула Карен, вытягивая левую ногу до предела.

— Что с тобой было? — пропыхтела Элейн, отчаянно пробуя докончить упражнение, но терпя неудачу.

— Какая-то дрянь. Чувствовала себя жутко.

— Но у тебя прекрасный вид.

— Я знаменита тем, как мгновенно оправляюсь.

— Требуется немножко помощи, Элейн? — Над ней нагнулся Рон Гордино, схватил ее за щиколотку и заставил ногу вытянуться. От него пахло потом и дорогим лосьоном после бритья.

— А-ах-х-х! — выдохнула она, наслаждаясь прикосновением его сильных твердых ладоней, скользивших от ее лодыжки вверх по икре.

— Все нормально? — спросил он заботливо.

Она кивнула, польщенная тем, что он удостоил ее личного внимания. В первый раз. Хотя она часто видела, как он наклонялся над Биби, над Карен — всегда над знаменитостями.

— Мышцы у вас напряжены. Очень. Вы испытываете напряжение, Элейн?

— Нет. — Она нервно засмеялась. С чего бы? Волосы у него напоминали старую солому — длинные, грубые. Она заметила торчащие из ушей волоски и удивилась, почему он их не убрал.

Его пальцы впились в мышцы ее икры так, что она заерзала.

— После занятий зайдите ко мне в кабинет. Вам требуется массаж.

— Разве?

— Ага. — Он выпрямил гибкий торс и неторопливо отошел.

— По-моему, ты одержала победу, — шепнула Карен, с трудом сдерживаясь, чтобы в ее голосе не прозвучал смех.

— Не мой тип, — сердито отозвалась Элейн.