Роковой мужчина - Элизабет Торнтон

Словно во сне, он подошел к ней. Он чувствовал ее тепло, жизненную силу. Он закрыл глаза и сжал ее в объятиях. Руки Розамунды шелковыми лентами обвили его шею. Они не сказали ни слова, да слова и не были нужны.

Она отстранилась первой.

— Ты продрог под дождем. Давай помогу снять плащ.

Она стянула с него промокший насквозь плащ и расправила его на стуле, чтобы он просох возле огня. Встретив его взгляд, она подошла к нему, взяла за руку и подвела к постели.

— Снимай мокрую одежду. — В ее глазах отразилось беспокойство, она никогда еще не видела Ричарда таким. — Здесь есть бренди?

— В буфете. Но я не хочу бренди.

Сев на кровать, он протянул к ней руки, и она в тот же миг прильнула к нему. Дрожащим голосом она прошептала:

— О, мой дорогой, я боялась, что с тобой случилось нечто ужасное, что я потеряла тебя.

— Я был глупцом, — ответил он и поцеловал ее.

«Сущим глупцом», — добавил он мысленно, увлекая ее на постель. Всю свою жизнь он был окружен людьми — в школе, в университете, в армии — и оставался одинок. Пока Розамунда не ворвалась в его жизнь. Теперь для одиночества не осталось места.

Он крепче обнял ее. Ричард не ждал, что все сложится легко. Он не знал, сумеет ли сделать ее счастливой. Но он поклялся себе, что больше никогда не будет стоять перед закрытой дверью, как жалкий проситель, гадая, жива она или мертва. Между ними больше не будет запертых дверей.

Розамунда понимала, что Ричардом владело сильное чувство, под властью которого находилась и она сама. Узнав, что в Пруденс стреляли, она перепугалась до смерти, боясь, что убийца все еще поблизости и охотится за Ричардом, поэтому при первой возможности ускользнула из замка, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. В его комнате ее нашел Харпер, и их беспокойство переросло в настоящую тревогу. За последние несколько часов в ее сознании возникали видения одно ужаснее другого, она была близка к панике. Ричард вернулся целым и невредимым, но она все еще была под властью напряжения и волнений этой страшной ночи.

Здесь, в его комнате, она поняла, что книги из отцовской библиотеки лгали: время не бесконечно. Их время могло истечь в любой момент. Все, что у них было, — это настоящее, и она не собиралась упускать ни одной драгоценной секунды, отпущенной им.

Они долго сидели обнявшись. Его пальцы, все еще дрожа, гладили ее лицо, а глаза словно пытались заглянуть ей в душу. В них застыл немой вопрос.

— Да, — просто сказала она.

Все так же молча он начал раздевать ее.

Розамунде не были нужны красивые слова и обещания. Она не думала об удовольствии. О скромности она позабыла. Все, чего она хотела, — полной близости, ощущения его обнаженного тела, прижатого к ее телу так тесно, чтобы даже тень не могла проникнуть между ними.

Его прикосновения не были нежными, но она простила его за это. Переживания этой ужасной ночи были слишком сильны, они прорвали плотину так долго сдерживаемых чувств. Он овладел ею стремительно и неистово. Несмотря на вспышку боли, Розамунда почувствовала, что именно этого и хотела.

Выскользнув из нее, он притянул ее руку к своей груди.

— Не покидай меня, — пробормотал он и, словно. боясь, что она растает, растворится в темноте ночи, обнял ее за талию и в следующее мгновение провалился в глубокий сон.

Он проснулся разом, в первый момент решив, что ураганным ветром снесло крышу над его чердаком. Поднявшись на локтях, он увидел распахнутую дверь. На пороге стояла Розамунда. Он услышал, как она сказала что-то, обращаясь к кому-то снаружи, но было темно, и он не разобрал, к кому именно. Она завернулась в плащ, но ее ступни были босыми, а руки — обнаженными.

— Это был Харпер? — тихо спросил он, когда она закрыла дверь.

Она медленно повернулась.

— Да. Я подумала, что он будет шокирован, увидев меня здесь в таком виде. — Она откинула с лица прядь распущенных волос.

Он усмехнулся.

— А он был шокирован?

— Скорее огорчен.

— Он что-то передал для меня?

— Да. Погоди, — она посмотрела на потолок, будто на нем были написаны слова Харпера. — Если я правильно перевела на пристойный язык, если ты еще раз уйдешь, не сообщив ему, где тебя искать, он причинит тебе серьезные увечья.

Она хихикнула, и на щеках появились ямочки. Ричард улыбнулся.

— Он сказал только это?

— Нет. Он предложил проводить меня в замок, но я ответила, что еще не готова.

При этих словах напряжение, сковавшее его, медленно отпустило. В ее глазах не было настороженности, ничто не указывало на то, что его пыл смутил или шокировал ее. Любая женщина на ее месте… но не было смысла сравнивать ее с другими… Розамунда была особенной, одной-единственной и неповторимой.

— Я поставила чайник, — сообщила она. — Давай оденемся и поговорим за чаем.

— Я не хочу, чтобы ты одевалась.

Сила его пылающего взгляда заставила ее сердце забиться сильнее.

— О…

— Мы поговорим позже. Иди ко мне, Розамунда.

Он протянул ей руку, и она без колебаний бросилась к нему. Такое явное проявление доверия тронуло его до глубины души.

Вдруг сверху раздался треск и грохот, словно на крышу упала толстая ветвь или поваленное дерево. Послышалось глухое завывание ветра, неистовствовавшего снаружи.

Розамунда вздрогнула, и Ричард нежно обнял ее и увлек за собой на постель. В нем шевельнулось странное, почти животное чувство, граничащее со страхом. Она смотрела на него такими доверчивыми глазами. Он хотел защитить ее от зла и жестокости мира, но как никогда осознавал свою и ее незащищенность.

Он поцеловал ее долгим нежным поцелуем.

— Что сделает тебя счастливой? — спросил он.

— Жизнь с тобой. — Ее губы задрожали, она посмотрела ему в глаза. — Возьми меня с собой, Ричард, когда уедешь отсюда. Я не смогу жить, не зная, где ты и что с тобой. Мы начнем жизнь с чистого листа, далеко отсюда.

— Мы так и сделаем, но прежде я поговорю с твоим отцом.

Она ответила ему долгим взглядом, полным любви.

— А что сделает счастливым тебя, Ричард? — прошептала она.

— Ты, — пылко ответил он. — Только ты.

Он смотрел на нее так, словно хотел съесть. Но ласки были нежны. Он целовал ее брови, щеки, глаза и, лишь когда она застонала в изнеможении, накрыл ее губы своими. Услышав, как она затаила дыхание, он помог ей освободиться от плаща. Под ним не было ничего. Ее тело было податливым, гибким и манящим. Он хотел показать ей, что любовные ласки — это нечто большее, чем его безумная страсть прошлой ночью. Он хотел показать ей, что любовь может быть утонченным наслаждением.