Пётр Машеров - Славомир Антонович

нигде не публиковалась, приведем основные мысли идеолога.

Смирнов: «…Большой вклад в общую сокровищницу опыта идеологической работы вносит ваша республиканская партийная организация. Это касается политического информирования населения, усиления политического обличения империализма, идейно-нравственного воспитания молодежи. И ваш пленум — это своего рода и условие для дальнейшего совершенствования работы. В нашем отделе с удовлетворением встречена книга “Деятельность партийных организаций Белоруссии по идейно-политическому воспитанию трудящихся”, автор книги — П. М. Машеров…

Еще вчера мы считали отдельные проблемы проблемами сугубо теоретическими или проблемами высшего идеального порядка… Возьмите положение о превращении сельскохозяйственного труда в разновидность индустриального, которое также для наших кадров долгое время было, да и во многих случаях остается, лишь теоретической проблемой. А на самом деле это уже широкая реальность сегодняшнего дня. Пятнадцать лет назад (1959 г.), находясь в Гомеле, я с Иваном Евтеевичем Поляковым (Председатель Президиума Верховного Совета БССР), точнее, он со мной обсуждали проблемы постройки крупных животноводческих помещений. Наверное, вы эту эпопею знаете в жизни республики. Воодушевленный его энтузиазмом, я вернулся в ЦК, докладывал секретарям, статью в “Правде” организовали.

А сегодня утром он мне рассказал совершенно о других вещах. Речь идет не о том, чтобы строить эти низкие из плетней и соломы животноводческие помещения, а о создании процесса автоматизации в животноводческих помещениях, о создании комплексов в животноводстве, в котором содержатся сотни, десятки тысяч голов. Там меняется время и условия, и, к сожалению, мы не всегда эти процессы учитывали, не всегда применяем новые методы в нашей идеологической работе.

И еще одна особенность идеологических ситуаций — расширение и усложнение идеологической борьбы на мировой арене, борьбы, в которой из-за развития средств связи очень трудно найти, где фронт, а где тыл, и в котором участвуют десятки и сотни миллионов людей. Речь идет о попытке усиления буржуазного влияния на нашу страну. При этом определенные надежды возлагаются на диссидентов… Как в случае с Солженицыным.

По выражению одного американского публициста, при ближайшем рассмотрении Солженицын оказался не Львом Толстым, а Григорием Распутиным. Журнал “Таймс” сообщал о том, что на одном из совещаний Никсон высказал мнение, что политически Солженицын, по-видимому, стоит правее Барри Голдуотера. На что Киссинджер якобы сказал так: “Нет, господин президент, он правее русских царей”. Это не анекдот, товарищи, а достоверный факт.

И тем не менее, товарищи, мы отмечаем, что все антисоветские кампании, связанные с именем Солженицына, проводятся на редкость скоординированно и приурочиваются к крупным событиям, узловым моментам. Публикацию книги “Архипелаг ГУЛАГ”, написанной пять лет тому назад, специально приурочили к моменту, когда она, по их расчетам, могла нанести наибольший ущерб процессу разрядки. Совершенно очевидно, что это делается руками ЦРУ, а Солженицын выступает как автор Центрального разведывательного управления. Уж больно серьезные надежды они возлагали на его известность, на писательское звание, на его Нобелевскую премию, которую сами ему и подкинули.

Даже влиятельные буржуазные органы публикуют материалы с критической оценкой в отношении Солженицына. Агентство “Франс-пресс” в сообщении из Москвы от 15 февраля 1974 года вынуждено было отметить: “Наблюдатели считают, что советская пропаганда проделала эффективную работу, отделив Солженицына от народных масс. Бывший помощник Никсона Сафайр в статье, опубликованной “Нью-таймс”, ставит под сомнение будущее Солженицына-эмигранта. Он пишет: “Теперь, когда Солженицын оказался за пределами Советского Союза и ему ловко отказано в возможности изображать себя святым мучеником, пьедестал, который мы ему воздвигли, быстро дает трещину. Политические деятели, которые превозносят его сейчас за борьбу с угнетением, могут, к своему глубокому разочарованию, обнаружить, что избранный ими символ не разделяет их восторженного отношения к демократической принципиальности. Противник нашего противника не всегда бывает нашим союзником”.

Эту ситуацию, мне кажется, очень хорошо охарактеризовал турецкий журнал «Ильке» в своей статье «Последний из белогвардейцев». «Когда Солженицына, — говорится в журнале, — вместо Сибири неожиданно отослали под бочок столь горячо им любимого и уважаемого западного общественного строя, они, кажется, заткнулись со своим желанием сделать его предметом большой спекуляции. Буржуазные круги остановились в отчаянии, потеряв неисчерпаемую тему для спекуляции, фокус не удался. Ермолка свалилась, плешь стала видна…»

Заметки на полях. Лексика тех лет не отличалась разнообразием. Солженицыну просто приклеивали ярлыки «очернителя действительности», «ярого антисоветчика» и т.п. А гневные «письма трудящихся» в центральные органы печати и вообще отличались подозрительным однообразием. Начинались они обычно так: «Я не читал, но считаю… » И далее — предатель, враг. Литераторы, как мы уже убедились, конечно, были более оригинальными. Поэт А. Сурков, например, говорил, что «произведения Солженицына для нас опаснее Пастернака», а государственный и партийный деятель Зимянин (в те годы — главный редактор «Правды) заявил буквально так: «Это психически ненормальный человек, шизофреник».

Литературная судьба Александра Солженицына открылась в 1962 году публикацией повести «Один день Ивана Денисовича» на страницах журнала «Новый мир», который возглавлял в то время Твардовский. Не будет преувеличением, если скажем, что повесть эта стала вершиной литературного и общественного подъема 60-х годов.

На Западе вышел «Круг первый», были подготовлены к изданию другие произведения. Его исключили из состава Российского республиканского Союза писателей, через несколько лет выдворили за пределы СССР.

В газетах объявили Солженицына изменником. Правда, он изменил не родине и народу, за которых честно сражался, а Главному управлению лагерей - ГУЛАГу: своим творчеством предал гласности историю гибели миллионов...

Пройдет более полутора десятка лет. Первый и последний Президент СССР Михаил Горбачев своим указом возвратит писателю советское гражданство. От ненависти, унижения, недоверия и страха мы перейдем к новым этическим оценкам, смело начнем называть, что, говоря словами Солженицына, «благородно, подло, трусливо, лицемерно, лживо, жестоко, великодушно, справедливо, несправедливо…» Великий русский писатель вернулся на постоянное место жительства в Россию. С думой о ней он и ушел… в другую жизнь…

Да, он страстно сражался за человека, против тоталитаризма. «Нужно жить не по лжи», — сказал он противникам коммунизма, которого не признавал. Он был убежденный, последовательный враг всего советского, социалистического…

…Ориентируя идеологический актив республики, Смирнов в докладе подчеркнул, что «все это диктуется потребностями коммунистического строительства, это диктуется задачами идеологической борьбы на мировой арене. Этого требует от нас партия…»

К сожалению, никто из ораторов не сказал самокритично, что высоким идейным требованиям должен отвечать и моральный облик партийных работников, их стиль и методы работы. Ибо хватало примеров, когда многие из них дискредитировали себя, злоупотребляя служебным положением, жили как «князьки» в особняках. Хотя… Сколько в следующем веке еще придется людям увидеть таких «князьков»…

Во времена Машерова не было коррупции. Впрочем, в его времена не было такого слова, такого понятия. «Слуги