Танго втроем - Ирина Шайлина

И вновь ненавижу Лену. Как она посмела оставить ребёнка без присмотра? А если он заблудится или его обидят? Я шагаю к нему, ближе, ещё немного  и увижу крапинки в его глазах. Руки сводит судорогой от желания дотронуться. Хочется схватить его в охапку и бежать в никуда, бесцельно, ни о чем он думая, наслаждаясь тёплой тяжестью его тела.

Я опускаюсь перед ним на колени, не думая, что тонкая ткань чулков наверняка порвется. Тяну руку, едва касаюсь его щеки пальцем. Думаю, перешла ли тонкую грань, испугала ли его? Не могу выдавить из себя ни слова, даже не знаю, что можно сказать.

– Я тебя знаю, – говорит Даня.

– Даня! – кричит Лена и бежит к нам по коридору. – Разве можно уходить без спроса?

– Я тебя не нашёл, – отвечает он и пожимает плечами. А смотрит на меня.

Я ненавижу Лену. Весь мир ненавижу. Она берет Даньку за руку, ведёт его прочь. Я гадаю: он меня знает. Наверное, имеет ввиду, что уже видел меня на сцене. Или подразумевается, что я работаю вместе с его папой, тонкостей-то он не знает. Запомнить меня Даня не мог – ему не было трёх лет. Почти четыре года прошло. Я решаюсь догнать, остановить их, спросить, но мою талию обвивает чья-то рука. Саша. Я успела забыть о его существовании вообще.

– Я тебя потерял, – шепчет он в моё ухо, словно та же Ленка, которая не в состоянии приглядеть за моим ребёнком.

Мы стоим  и смотрим, как Лена и Даня уходят дальше по коридору, дверь туалета открывается и закрывается за ними. Я сдерживаю порыв бежать за ними.

– Красивый у Максима сын, – говорит Саша.

– Да, – отвечаю я, сглатывая ком.

– На тебя похож, – продолжает он, я смотрю на него в ужасе, а он улыбается. – Не буквально, едва уловимо. Я полчаса за ним наблюдаю  и пришёл к выводу, что пусть от папы в нем больше внешне, но повадки твои. Даже говорит, как ты.

Я дергаюсь вперёд. Я ненавижу Лену, всей душой. Но сейчас я хочу кричать, чтобы она уходила  и забирала моего сына с собой. Что угодно, только бы Данька был жив и невредим! Пусть только Даньку уведет!

Я кричу, но Сашка зажимает мой рот ладонью. Кусаю кожу что есть сил, рот наполняется кровью, Сашка матерится, тащит меня в сторону.

– Не стоит их пугать, право слово, – он даже ласков, словно отчитывает непослушное, но любимое дитя. – Сейчас мы подготовимся, приоденемся  и поедем к ним в гости. А я очень не хочу, чтобы они просто сбежали, нарушив все законы гостеприимства.

Стоянка была пуста. Я надеялась, что смогу привлечь внимание, позвать на помощь, но моим надеждам не суждено было сбыться. На въезде на парковку дежурил охранник, но проверять машину своего самого что ни на есть главного начальника он точно не полезет, а окна тонированные. Я впадала в панику. Ума не приложу, что именно задумал Саша, но уверена – ничего хорошего.

Меня запихнули в салон автомобиля без какой-либо деликатности, словно мешок с картошкой. Спасибо, что не в багажник. Я сделала последний, отчаянный рывок, почувствовав, что меня не держат, но дверь захлопнулась перед моим носом и тихо щелкнула, блокируясь.  Саша сидел рядом, водитель не виден за перегородкой, но если это тот самый, то и от него помощи не дождаться. Проклятье, я просто магнит для дерьма.

– Истеричка припадочная, - пробормотал Сашка, перебинтовывая прокушенную ладонь. – Крови моей решила напиться? И как, вкусно?

– Гадость, – честно ответила я.

Во рту ещё чувствовался металлический привкус крови, хотелось сплюнуть. Я бешено прокручивала в голове сотни, тысячи планов и каждый отметала, как никуда не годный. Как предупредить Максима? Может его насторожит мой отъезд? Могу ли я довериться его чутью? Я много лет обвиняла его в том, что именно из-за него погиб наш ребёнок. Он не почувствовал всей мощи грозящей ему опасности, не позволил мне увезти его, спрятать. Поймёт ли он сейчас? Его зазноба скажет, что видела, как мы с Сашей уходили. Она и правда, видела нас, жаль, что не того, как Саша тащит меня прочь. Значит его ничего не насторожит, проклятье.

Я прижалась лбом к стеклу. Сквозь мутную дымку тонировки было видно город, утопающий в очередном дожде. Сейчас меня не волновало ничего, кроме безопасности Даньки. Все равно уже, что со мной будет. Я даже перестала возвращаться мыслями к сцене в коридоре, прокручивая её раз за разом. Все потом. Если оно конечно будет, это потом. Я переступаю через себя, ломаю, поворачиваюсь к Саше.

– Саша, ты что задумал?

Он молчит, смотрит обиженно. Руку ему прокусила. Была бы умнее, давно бы глотку перегрызла, это ему ещё повезло. Хотя с другой стороны – если бы не Саша, я бы вообще не знала, что мой сын жив. Сидела бы сейчас у постели какой-нибудь старушки, волосы отращивала. Запуталась, я совсем запуталась.

– Увидишь, – отрезает он, баюкая свою раненую ладошку. – Так скажем, станешь непосредственной участницей событий.

Он доволен собой. Ему нравится, насколько я сейчас завишу от него, от нюансов его настроения. Я готова на что угодно.

– Сашенька, – прошу я. – Только не обижай его, пожалуйста. Моего сына.

Я произношу вслух, признаю. Лицо Саши искажается гневом. Он одним движением пересекает расстояния, разделявшее нас, хватает меня за лицо, вдавливая пальцы в мои щеки, скулы. Так сильно, что я снова чувствую кровь во рту. Теперь уже свою.

– Ты думала я, блядь, не узнаю? Да я ещё в тот вечер заподозрил, когда ты меня таблетками напоила и трахалась с ним, на моём, блядь, диване! Ты думала я тупой? Что вы так ловко меня обхитрили? И в ночном клубе я вас видел. А потом, стоило мне исчезнуть, как ты сразу побежала к нему.

– Ты следил за мной? – Он кивает. Я почти восхищаюсь им. – Чертов параноик.

Он отбрасывает меня в сторону, я ударяюсь затылком о дверь автомобиля. Несколько мгновений лежу, закрыв глаза, пытаясь снова собраться мыслями. Затем поднялась, снова приникла к нему, буквально хватаясь за отвороты пиджака.

– Саша, – зашептала горячо, не давая ему отстраниться. – Я на твоей стороне… Он же обманывал меня все эти годы, Максим. Сбежал, заставил верить в то, что мой сын мёртв. Если бы не ты, я бы даже не узнала, что Данька жив. Я считаю себя вдовой, уничтожить хочу, растоптать, отнять ребёнка!

Он дернул меня за бедра, опрокидывая на сиденье. Навалился сверху, посмотрел глаза в глаза. В его, светлых, медовых, переливается безумие. В моих, наверное, отчаяние. Безысходность. Дикая надежда.

– Я тебе не верю.

– Я на твой стороне, – повторила я вновь. А потом снова и снова, словно себя пытаясь убедить. – На твоей. На твоей…

Город остался позади. Я не сомневалась, что мы едем в то же самое Алексеево, с которого все начиналось. И там же поставим жирную точку. Может на моей жизни, может просто на этой странице. Господи, только бы с Данькой все было хорошо!

– Он же тебе мешает, – продолжила я вливать яд в его уши, думая о том, что жизнь до ужаса циклична. – Я помогу тебе от него избавиться. Позволь мне…Только забери у него моего сына. Я буду самой благодарной женщиной в мире!