Цицианов - Владимир Лапин

Несмотря на явную ставку на силу, Цицианов, как человек с государственным мышлением и широким кругозором, прекрасно понимал значение экономических факторов. Он видел, например, что без разрыва торговых связей Западной Грузии с Турцией будет очень сложно ослабить влияние южного соседа в Закавказье. Цицианов запретил продажу хлеба за границу (именно им грузились турецкие суда), а чтобы местное население не страдало от этих ограничений, испросил царское повеление о бесплатной раздаче соли (главной статьи турецкого экспорта), а также стимулировал поставки дешевого русского железа. Имеретия и Мингрелия разом перестали видеть в османах незаменимого торгового партнера. Кроме того, переориентация потоков товарного зерна внутрь Грузии способствовала решению еще одной важной проблемы — наполнения военных магазинов.

Провозглашать принципы легко, а претворять их в жизнь трудно. Поскольку не могло быть и речи о замене грузинских чиновников русскими, перед Цициановым встала сложнейшая задача максимально адаптировать существовавшую административную систему к новым политическим и бюрократическим реалиям. Следствием внутренних грузинских неурядиц конца XVIII столетия была запутанность вопросов о денежном довольствии должностных лиц. Еще при Кнорринге из Петербурга пришло распоряжение представить «соображения о вознаграждении здешнего дворянства, пользовавшегося наследственными правами на чины придворные, гражданские или на пенсионы». Существовавшая в Грузии система «кормления» человека должностью, которую тот занимал, признавалась недопустимой. Каждому чиновнику определялось фиксированное жалованье. Кроме ликвидации очага разного рода злоупотреблений властью, это был важный шаг в социальной организации местного благородного сословия и одновременно инструмент воздействия на князей и дворян. 17 ноября 1803 года Цицианов отправил рапорт на высочайшее имя с приложением двух списков. В первом стояли имена представителей знати (75 человек), имевших документальные свидетельства о своих заслугах и жаловании. Во втором значились те, «которых собственные показания против грамот не имеют надлежащей ясности»[348]. Указывались прежняя служба и доходы; жалованье, желаемое самим претендентом; мнение Цицианова по этому поводу и сумма, которую он считал обоснованной. Главнокомандующий, хорошо знавший изнутри политическую кухню, решительно урезал чрезмерные аппетиты. «Сардарь авангардный грузинского войска» (то есть командующий передовым полком) князь И. Орбелиани, например, показал свои годовые доходы в размере 8 тысяч рублей и заявил о желании иметь особое высочайше пожалованное знамя. Мнение главнокомандующего было следующее: «Судя по числу сардарей и по назначению их во фронте боевого порядка сардаря почитать должно генерал-лейтенантом; в сравнение же с чинами имперской службы, оставя без уважения нелепую просьбу о знамени, можно, как кажется, наградить чином генерал-майора и в вознаграждение за доходы дать генерал-майорское жалование без рационов или с рационами. И так как в Грузии предпочитаем был всем сардарям, потому что был авангардный, при том всегда усердствовал России, то нужно, кажется мне, отличить его орденом Св. Анны 1-го класса». Жалованье же предложено урезать вчетверо — до 2100 рублей в год.

Таблица ясно показывает, что верность и заслуги ценились достаточно высоко, а разного рода прегрешения, наоборот, являлись основанием для «наказания рублем». Князь Заза Амиреджиби был замечен в связях с царевичем Иулоном, за что ему дали лишь половину просимого (225 рублей вместо 450), а вот князь Луарсаб Орбелиани, уже произведенный в майоры за участие в деле против белоканских лезгин, получил поощрение: вместо 450 стал получать 510 рублей в год. П.Д. Цицианов соблюдал справедливость и при обращении с собственными родственниками. Князь Георгий Цицианов претендовал на 4400 рублей годового дохода, не считая 50 пудов меди, получаемых от заводов, которыми он заведовал. Главнокомандующий же посчитал, что достаточно будет ему и 1200-рублевого пенсиона и уже упоминавшейся меди. Объяснялось это тем, что князь, «лишен будучи всякого почтения и уважения от народа, будучи тестем царя Георгия, притеснением многих стяжал имение». Надворный советник Иван Кобулов представил две грамоты на 300 и 180 рублей. Первую «подтвердили», а по второй, «поелику в грамоте число денег подскоблено», решительно отвергли. Князь Манучар Туманов заявил, что при Ираклии он получал 830 рублей. Цицианов повелел дать только 120, «не уважая на наглое показание к получению без трудов и службы толико важных сумм к бесполезному расходу малых грузинских доходов». Князь Оман Херхеулидзе разозлил генерала голословной претензией на 532-рублевое содержание до такой степени, что в ведомости есть слова о желательности «за наглые показания лишить всего жалования». Окончательная сумма была определена в 220 рублей — князя спасла нечасто встречавшаяся среди дворян грамотность («в уважение того, что он определен был в письменные дела»). Князь Иосиф Чавчавадзе, не представив никаких документов, заявил, тем не менее, что получал при Георгии XII 467 рублей. В получении пенсиона ему было решительно отказано. Князь Кайхосро Челокаев неосторожно показал размер своих прежних доходов в рублях и копейках. В результате появилась следующая резолюция: «Нелепость показаний с помещением и копеек в счет, никогда в Грузии не существовавших, доказывает ложность оного». Пенсион составил треть от запрошенной суммы. Приветствовалась скромность. Князь Георгий Нодаров не в пример остальным указал, что имел 230 рублей в год. Несмотря на то что и у него не было никаких подтверждающих бумаг, последовала резолюция: «По столь умеренному показанию, в мзду бескорыстия, не позволившего ему облыжно писать по примеру других, по мнению моему, следует назначить всё сполна». Одному дворянину решили платить менее трети от просимого только после того, как «следственное и постыдное по мужеложеству дело кончится к его оправданию». Мелик Дарчи Бебутов не назвал суммы доходов, «предавая милосердию Вашего императорского величества высочайшее вознаграждение». Расчет на высокую оценку скромности не сработал. Главнокомандующий указал, что скромник «давно пользовался выгодным управлением Тифлисского купечества, не следует ему иметь более 600 рублей». Всего заявители надеялись получить в совокупности 60 815 рублей в год, но князь решил, что казна не выдержит выплаты более чем в 16 990 рублей; таким образом, претенденты получили менее трети (28 процентов) желаемого[349]. На такое урезание аппетитов чиновников Цицианов решился, поскольку понимал правила игры. Просители и не рассчитывали на полное удовлетворение собственных запросов и формировали таковые с солидным «запасом».

В целом действия главнокомандующего были направлены на укрепление доверия грузинской знати к российскому правительству. Князьям Эристовым была возвращена Ксанская волость, отобранная у них еще в 1777 году при обвинении в измене. Следствие показало, что никаких документальных подтверждений их вины не обнаружено, а по свидетельствам других дворян, эта волость по меньшей мере два века являлась их родовым поместьем[350]. Той же цели — улучшению отношений с грузинской элитой — служило и образование правительства (мдиван-беки) из членов знатных и влиятельных семей. В него вошли Багратион Мухранский, Евстратий Цицианов, Александр Макашвили, Иван Челокаев, Давид Абашидзе, Кайхосро Челокаев, Заал Баратов, Игнатий Туманов и Оман Херхеулидзе. Заседателями уездных судов также стали Тумановы, Цициановы, Бектабеговы и другие известные стране фамилии[351]. Одновременно была сделана попытка исподволь лишать местную знать чрезмерного влияния на население. Это выразилось в постепенном уничтожении института моу-равов — наследственных правителей казенных сел, которым полагалась десятая часть урожая. Главным недостатком такой системы являлось превращение управляющих в полновластных хозяев, имевших привычку драть с крестьян три шкуры произвольными поборами. Для начала к моуравам «для наблюдения» приставили русских помощников, которые сразу рассорились со своими непосредственными начальниками. Обе стороны стали десятками строчить жалобы друг на друга. Чтобы разрешить конфликт, главнокомандующий предложил передать «надзорные» функции командирам воинских частей, расквартированных в этих местностях, снабдив их переводчиками для контактов с моуравами. Мусульмане «татарских дистанций» остались под руководством своих старшин и моуравом. Этим убивались сразу два зайца. Постоянно готовое к мятежу мусульманское население не получало сильного раздражающего импульса, а грузинские князья не лишались привычного источника доходов. Судя по фамилиям, приставы являлись представителями местной знати (поручик Мирабов, поручик Махвилов и др.).