Остаться в живых - Деон Мейер

Пока Янина Менц возвращалась на работу, ей дважды звонили по сотовому. Сначала директор.

— Янина, знаю, вы наслаждаетесь давно заслуженным отдыхом, но у меня для вас есть кое-какие интересные новости. Не по телефону.

— Сэр, я уже возвращаюсь.

Оба понимали, насколько ненадежна связь по мобильному.

— У меня тоже есть что вам рассказать.

— Вот как?

— Я зайду к вам, как только приеду.

— Хорошо, Янина, — сказал директор.

— Буду на работе через десять минут.

Не прошло и трех минут, как позвонил Квинн.

— Мэм, вы нам нужны.

Сначала она не уловила подавленности в его голосе.

— Знаю, Рудеван, я уже еду.

— У нас чрезвычайное происшествие, — сказал он, и Янина насторожилась. Беспокойство и дурные предчувствия овладели ею.

— Еду. Кстати, директор тоже вызывает меня.

— Мы вас ждем, — отозвался Квинн.

Она нажала кнопку отбоя.

Дети, работа. Вечный стресс. Все что-то от нее требуют, и ей приходится отдавать. Так было всегда. С тех пор, как она себя помнит. Все что-то требуют от нее. Родители. Муж. А потом положение матери-одиночки. И все больше давления, больше людей, которые твердят: «Дай нам больше». Бывали минуты, когда ей хотелось встать и закричать: «Да пошли вы все!» — сложить вещи и уехать, потому что… что толку? Сколько им ни даешь, все мало. Родители, бывший муж, директор, коллеги. Все требуют, все берут, а она должна отдавать и отдавать. Ее захватили гнев и жалость к себе, и она стала искать утешения там, где всегда его находила, в тайном месте, уединенном убежище, куда не был вхож никто, кроме нее.

Тобела увидел силуэт вертолета на фоне луны — всего на секунду, вертолет мелькнул и пропал так быстро, что сначала он решил, будто ему просто померещилось. На всякий случай он все же решил выключить фары.

Он остановился посреди грунтовой дороги и выключил мотор, повозился с застежкой шлема, снял перчатки, стащил шлем с головы. Прислушался.

Тишина.

На современных вертолетах есть мощные прожекторы. И наверняка приборы ночного видения. Они проверяют все дороги.

Спереди послышался низкий рокот. Они нашли его! Тобела почувствовал себя голым, незащищенным. Надо срочно искать укрытие. Интересно, что произошло? Что натолкнуло их на мысль искать его здесь? Может, заправщик? Автоинспектор? Или что-то еще?

Где можно спрятаться от вертолета ночью? Да еще на равнинах Свободного государства…

Тобела принялся обшаривать взглядом темноту — не покажется ли ферма, какой-нибудь сарай или строение. Поблизости ничего не оказалось. Им овладело нетерпение. Здесь нельзя оставаться, надо что-то делать. Потом он вспомнил о реке и о мосте, о могучем Моддере. Должно быть, и река, и мост где-то впереди.

Под мостом можно спрятаться, укрыться.

Он должен попасть туда раньше их.

Квинн и Радебе ждали ее у лифта.

— Мэм, можно с вами поговорить? — сразу начал Квинн, и Янина поняла: что-то действительно случилось.

Оба мрачны как туча, особенно Радебе — на нем просто лица нет. Она зашагала вперед, открыла кабинет.

Подчиненные вошли, закрыли за собой дверь и встали у стены, понимая, что садиться сейчас неуместно. Оба заговорили одновременно, замолчали, переглянулись. Радебе поднял руку.

— Во всем виноват я, — сказал он Квинну и с трудом посмотрел на Янину. Голос его звучал монотонно, глаза остекленели. — Мэм, из-за моей халатности Мириам Нзулулвази сбежала из комнаты для допросов…

Янина Менц похолодела.

— …Она выбралась на площадку пожарного выхода и попыталась спуститься вниз, но сорвалась. Она упала с восьмого этажа и разбилась. Во всем виноват я, я полностью беру на себя ответственность за случившееся.

Янина набрала в грудь воздуха, собираясь задать вопрос, но Радебе так же монотонно продолжал:

— Прошу отставки. Я больше не буду позорить наш отдел. — Он закончил говорить и сразу как-то обмяк, будто с последними словами из него вынули стержень.

Янина Менц долго молчала. Наконец с трудом спросила:

— Она… мертва?

Квинн кивнул:

— Мы отнесли ее наверх. В комнату для допросов.

— Как она выбралась?

Радебе уставился в пол невидящим взглядом. Квинн сказал:

— Винсент считает, что он забыл запереть за собой дверь.

В ней вскипела ярость — и подозрение.

— Что значит — «он считает»?

Радебе никак не отреагировал на ее слова, отчего ее гнев только возрос. Ей хотелось накричать на него, надавать ему пощечин, чтобы как-то расшевелить. Видите ли, он считает, что он не запер дверь! А ведь последствия предстоит расхлебывать ей. Она с трудом сдержалась, чтобы не наговорить лишнего.

— Можешь идти, Винсент. Я принимаю твое прошение об отставке.

Он медленно повернулся, но она еще не закончила.

— Учти, мы проведем расследование. И назначим дисциплинарное слушание.

Радебе кивнул.

— Пожалуйста, не пропадай. Мы должны знать, где тебя искать.

Радебе смерил ее тоскливым взглядом, и она поняла, что внутри у него все перегорело и идти ему некуда.

Доктор Затопек ван Герден проводил Аллисон до машины.

Ей не хотелось уходить; конечно, нужно было писать статью, но ей не хотелось, чтобы здесь все закончилось.

— И все-таки я не совсем согласна с вами, — сказала она, когда они дошли до машины.

— В чем?

— Насчет добра и зла. Очень часто эти понятия абсолютны.

Она исподтишка наблюдала за ним. Его лицо освещала луна. Он слишком много думает; может быть, он слишком много знает. Мысли и знания бурлят в нем, но не находят выхода. От мучающего его напряжения он иногда кривит лицо, гримасничает, пытаясь удержать волнение под контролем.

Почему ее так влечет к нему?

Десять к одному, что он просто ублюдок, слишком уверенный в себе.

А может, так и есть?

Аллисон всегда считала себя чувственной. Но с годами пришла к выводу, что собственная чувственность — еще не все. Важно, как тебя воспринимают мужчины. А также женщины. Их оценки и сравнения помогают найти свое место. Понемногу свыкаешься с чужой оценкой, приноравливаешь к ней свои надежды, мечты и фантазии, защищаешь нежное сердце, чьи раны затягиваются так медленно. Иногда жизнь дает послабку, и ты довольствуешься минутами, проведенными с чужим мужем. Но сейчас Аллисон вдруг страстно захотелось стать высокой, стройной красавицей блондинкой с большой грудью, полными губами и упругими ягодицами. Ей захотелось, чтобы ее собеседник сделал ей непристойное предложение.