Катарсис. Северная башня - Виталий Храмов

«Я не знаю. Я не помню».

Я вздохнул. Надо его выключать. Ещё раз прорываться сюда не хочу. И так шесть часов потратил. Ладно, копать больше не придётся, но опять бить себя по голове, чтобы снова стать «бревном», не хочу. Больно это. И обидно. Да и не факт, что именно это сработало. Мы с тварью свалились в прошлый раз в сознательном состоянии. В сознательном! А сегодня – не пустил. Я и подумал, что бездушное бревно – пустил. Сам себя вырубил. Да, я оказался с той стороны мембраны. Но эта полированная впадина в стене осыпи – тоже бездушная, а барьер её же держал.

В общем, понимаю я, что ничего не понимаю. Будем экспериментировать? А есть иной вариант? Эту хрень надо выключать и уносить.

А так – круто! Свой собственный силовой барьер. Судя по правильному, полированному срезу осадочных пород в этом куске комнаты – абсолютно непроницаемый. Осталось выяснить, как его запитывать. В какую розетку, в какой разъём и каким сечением шнур пихать? Ну, не питается же он мировым эфиром, как писал Жюль Верн, кумир нашего с Олегом детства.

«Ты гений! Беру свои слова обратно про дубину! Этот амулет сам забирает силу из мирового потока!»

Дух оборвался на полуслове, если это бывает у сущностей, что живёт в моей голове.

«Нас убьют! Как только узнают про этот, как ты говоришь, пульт-ниппель – убьют. И заберут».

– Это понятно! – говорю я, нажимая пальцем на иероглиф. – Жизнь – сложная штука, да? Все норовят тебя убить. Какая досада!

Оказывается, на выгравированные завитки можно не жать. Можно и жать – эффект такой же. Никакой.

Это не пульт. Они не нажимаются. Пришлось опять резать себя и купать пульт в собственной крови и силе. Так осуществляется привязка. Хоть это помнит амнезийный дух. Правда, после того как камень был залит кровью (вязь иероглифов загорелась холодным светом и погасла), ничего не изменилось. Защита не включалась. Или не выключалась. Одним словом, всё – порожняк!

И тут барьер выключился. Опять вздыхаю – беда! Надо карандаш губозакаточный вырезать из древка стрелы арбалетной. Что это за защита, если у неё как у ромашки – любит – не любит, пустит – не пустит? Хорошая защита. Отобьёт тысячу стрел, а одну, критическую, прямо в темечко, пропустит.

А с другой стороны, больно крутая плюшка, если будет работать, как положено. Что дальше по сценарию? Говорящий, летающий, огнедышащий ящер? Купала на своей крылатой колеснице? Он же Аполлон. Или Тор со своим молотом и братом-шутником меня навестят? А против кого может быть такая плюшка?

Ладно, темно уже. Спать пора. Не хочу я богов видеть. Слышите? Давайте каждый будет гулять по своим делам, вы там, я тут, а? Ребята, давайте жить дружно!

Возвращаюсь в лёжку свою, а там – верный пёс. Дикая тварь лежит у входа. Морда – оторопь берёт.

– Ну и морда у тебя, Шарапов! – бормочу я и чешу там, где мурлыкающие зоны у кошек – за ушами. – Мало, что страшный ликом уродился, так ещё и в крови. И что ты за гадость приволок? Думаешь, я это есть буду? Нет, дружище. Я такую дрянь не ем, уж извини.

Дожил. В голове живёт сущность потусторонняя, разговариваю с ужасным порождением скверны, напарники у меня в спортивной секции фехтования – упыри. Не жизнь, а сказка. Только страшная.

Утром меня разбудила Киса. Да-да. Вот такая у меня карма. Всякая тварь с трещиной меж ног норовит ко мне в постель залезть. Ну, я махнул, конечно! У Кисы ко мне только платонические отношения. Слава Создателю, что не гастрономические! Да и я ещё не настолько одичал, чтобы отметить половую принадлежность этого хищника как-то иначе, кроме любопытства. Чисто научного. Я не зоофил ни разу. Только обращаться к ней надо теперь как к ней, а не к нему. Вот и всё.

Так вот! Что я проснулся-то? Моя грелка встала в боевую стойку. Пришлось напяливать броню и идти за ней. Ну, как идти? Бежать! Затягивая ремни на ходу.

Успели. Два человека на последних крохах сил поздними зимними листьями висели на дереве, спасаясь от бродяг. Киса заскулила и смылась. Такая большая, а милые икебаны из костей её испугали. Тем паче что скелетам не до нас. Они увлечённо потрошили парное конское мясо, на котором эти соловьи, что на ветках висят, приехали. Чудные. Дерево вас от бродяг не спасёт. Они прыгают высоко, да и лазать по верхотурам умеют.

Очень хотелось крикнуть: «Получи, фашист, гранату!» – и метнуть свето-шумовую, но применять силу света – пригласить на завтрак бродяг со всей округи. Так справимся. Трое их всего. Навык у меня уже есть. Я же уже нехилый упокоитель упырей. Это сарказм, если кто не догнал. А если без шуток, то прокачал этот навык, сидя в развалинах.

Первый упырь рассыпается на кости, прах остатков плоти и копоть скверны разом весь – вдарил я ему палицей меж лопаток со спины. Несколько секунд танцуем со вторым, что возомнил, будто у него не руки, а лопасти вентилятора. И прыгает, как стрекозёл. Вот и крутился – щит жалко, перемолотит. Себя ещё жальче. Вот и исполнял ждага-ждага, пока не попал мертвяку отравленной булавой по руке. И, не дожидаясь, пока распадётся, промолотил замершего бродягу. Распадаются они в таких случаях неспешно. Относительно горячки боя несколько секунд – очень много. Можно несколько раз копыта на ветку откинуть. Хорошо, что на бродяг нападает ступор сразу после контакта с магической сталью булавы. Он застыл – молоти его, пока не устанешь.

Ну, а трое на одного совсем правильный бой. А правильного боя непрочная структура бродяги не выдержала. Люди, что висели на дереве, помогли – отвлекли бродягу, кидая в него чем ни попадя.

Я охреневаю, когда спасённые сползают с дерева, вытирают пот. А потом бежим в развалины Солярных Столбов. В гости к дедушке Саше пожаловали внучатые племянники – Молот и Пятый.

– Уйди с глаз моих, трусиха, – пинаю я жуткого хищника в полосатый бок.

Я злой. Ну, на хрена они припёрлись? Мне что, плохо было одному? Скучно?

Да, плохо было. Да, с двумя детьми за хребтом не то, что одному выживать – радиус манёвра и скорость реакции увеличиваются, а поле возможностей и время раздумий уменьшаются. Но и одному в моем возрасте плохо. Тянет где-то под лопаткой. Инстинкт, наверное. Надо о ком-то заботиться. Кого-то учить. Вздыхать кому-то в уши, что молодёжь нынче от рук совсем отбилась. Вот в наши годы! Богатыри, не вы! И полковник наш рождён был хватом, слуга КПСС, отец солдатам. М-да. Хорошо же нас в совке учили, если стихи со школы и через полвека помню.

Как гостеприимный хозяин, рассаживаю мальцов на сёдла, оставшиеся от коняшек нашей экспедиции, накрываю одеялами, развожу огонь, чтобы чаем напоить. Из Спасёниных трав. Накормить. Экономить сухпай больше незачем. Всё одно завтра уходить надо, а с собой не утащить.

Если эти два щенка меня нашли, то следом пожалует зондер-команда церковников, как пить дать! А Гиблый лес – не Беловежская Пуща, не попартизанишь. Местные отряды повстанцев имени Ленина и всех вечно живых будут против. Это их лес, и они его доят.