Восхождение - Борис Сопельняк

Накануне встречи Сталин вызвал наркома внутренних дел Ежова, дал ему прочитать письмо Марти, приказал Кольцова пока что не трогать, но начать его агентурную разработку.

– Письмо убедительное, – сказал он, – но все эти факты нуждаются в проверке. Кольцов – человек известный, поэтому выдвинутые против него обвинения должны быть подкреплены со стопроцентной надежностью. Что касается испанских дел – это одно, а вот его связи с троцкистами – это совсем другое, это куда серьезнее. Покопайтесь в его прошлом, нет ли там чего интересного для вашего наркомата. Но делайте это аккуратно. Еще раз говорю: Кольцов человек известный, и бросить на него тень необоснованных подозрений было бы для вас, товарищ Ежов, большой ошибкой! – с нажимом закончил он.

Когда побледневший Ежов выскользнул за дверь, Сталин еще раз перечитал донос Андре Марти:

«Мне приходилось и раньше, товарищ Сталин, обращать Ваше внимание на те сферы деятельности Кольцова, которые вовсе не являются прерогативой корреспондента, но самочинно узурпированы им. Его вмешательство в военные дела, использование своего положения как представителя Москвы сами по себе достойны осуждения. Но в данный момент я хотел бы обратить Ваше внимание на более серьезные обстоятельства, которые, надеюсь, и Вы, товарищ Сталин, расцените как граничащие с преступлением.

1. Кольцов вместе со своим неизменным спутников Мальро вошел в контакт с местной троцкистской организацией ПОУМ. Если учесть давние симпатии Кольцова к Троцкому, эти контакты не носят случайного характера.

2. Так называемая „гражданская жена“ Кольцова, Мария Остен (Грессгенер), является, у меня лично в этом нет никаких сомнений, засекреченным агентом германской разведки. Убежден, что многие провалы в военном противоборстве – следствие ее шпионской деятельности».

«Ну, что ж, – пряча документ в не очень дальний ящик стола, подумал Сталин, – симпатии Кольцова к Троцкому в прошлом сами по себе преступного характера не носят: иудушку Троцкого любили и ненавидели многие. А вот если наш боевой журналист с помощью испанских соратников вступил в контакт с Троцким сейчас – это совсем другое. За это придется ответить!»

Как ни грустно об этом говорить, но свою угрозу Сталин осуществит, и Михаилу Кольцову придется ответить не только за то, в чем он был виноват, но и за то, к чему не имел никакого отношения. Но это произойдет позже, значительно позже…

А пока что Сталин развлекался своей любимой забавой: играя, как кошка с мышкой, он усыплял бдительность будущей жертвы, приближая ее к своей персоне и осыпая державными милостями. Что касается Михаила Ефимовича, то его назначили главным редактором нескольких популярных журналов, избрали депутатом Верховного Совета РСФСР и даже членом-корреспондентом Академии наук. После таких почестей Кольцов успокоился и отъезд в Испанию отложил. Но совсем свободно он вздохнул лишь после фразы, брошенной как бы невзначай, а на самом деле по указанию Сталина, не кем иным, как маршалом Ворошиловым.

– Имейте в виду, – сказал ему на одном из приемов нарком обороны, – что в Кремле вас ценят, любят и безмерно вам доверяют.

Приласкав таким образом мышку, кошка тут же выпустила когти! Так случилось, что как раз в те дни в Москву приехали командующий Военно-воздушными силами Испании генерал Сиснерос и его жена Констанция. Кольцов дружил с ними в Мадриде, и формально они прибыли по приглашению Михаила Ефимовича. Показав Сиснеросам достопримечательности Москвы и свозив их на несколько военных аэродромов, Кольцов намеревался съездить с ними к морю, как вдруг раздался звонок из Кремля: чету Сиснеросов приглашает на обед Сталин.

– Только Сиснеросов? – уточнил Кольцов.

– Да, – суконным голосом ответили ему, – только генерала Сиснероса и его супругу. Машина за ними уже вышла.

Это было даже не пощечиной, а ударом под дых! Михаил Ефимович все понял: отношение «хозяина» к нему резко изменилось и, пока не поздно, надо бежать в Испанию. Но тут Сталин снова его приласкал, вызвав для краткой беседы в Кремль.

– Ходят слухи, – расхаживая по кабинету и раскуривая трубку, начал он, – что вы, товарищ Кольцов, хотите написать продолжение «Испанского дневника» и в связи с этим хлопочете о поездке в Испанию. Это правда?

– Правда, товарищ Сталин. Война в самом разгаре, бои идут ожесточенные, и советские люди ждут рассказов о том, какой ценой достаются успехи республиканцам. Надо их поддержать. Хотя бы морально, – после паузы добавил он.

– Мы наших друзей в беде не оставим, и поддержим их не только морально. Но если раньше мы это делали втихомолку, то теперь настало время заявить о нашей позиции на весь белый свет: пусть в Берлине, в Риме, да и в других столицах знают, что Мадрид не одинок, что Советский Союз не допустит повторения Герники и окажет законному правительству Испании всестороннюю помощь.

– Замечательно! – чуть было не вскочил Кольцов. – Это будет замечательно! Каждый танк, каждый самолет, каждая пушка – в Испании на вес золота, и взять их, кроме как в Советском Союзе, просто негде.

– Наши поставки могли бы быть увеличены, но уж очень большой риск, – раздумчиво продолжал Сталин. – Буквально на днях пришло сообщение, что в Средиземном море потоплено два наших транспорта: на дно ушло сорок самолетов и двадцать пять танков. Вот если бы найти какой-то другой путь, не такой опасный…

– Такой путь есть! – неожиданно осенило Кольцова. – И он уже использовался.

– Так что же вы молчали?! – повысил голос Сталин. – Мы тут ломаем головы, как в целости и сохранности доставлять мадридцам военную технику, а товарищ Кольцов, оказывается, знает, как это сделать. Знает, и не говорит! Надеюсь, вы догадываетесь, как это называется и что за этим может последовать? – одним ударом вытряхнул он из трубки пепел и так навел ее на Кольцова, что она стал похожа на пистолет.

– Я думал, – не на шутку испугался Кольцов, – вернее, я не думал, что этот путь может быть постоянным, ведь он ведет через Андорру, через независимую и нейтральную Андорру. Правда, президент этой страны Борис Скосырев симпатизирует республиканцам: однажды он закрыл глаза на то, как под видом ящиков с мебелью через его территорию доставили тридцать разобранных самолетов.

– Скосырев? – недоверчиво переспросил Сталин. – Что еще за Скосырев? Он что, русский? А впрочем… Да-да, – вспомнил он, – мне как-то докладывали, что какой-то белогвардеец стал то ли царем, то ли королем этого крохотного государства. И он симпатизирует республиканцам? Странное дело, – начал набивать он новую трубку, – очень странное дело. Не уверен, что этому типу можно доверять, совсем не уверен! Но вы его пощупайте: чем черт не шутит, а вдруг этот белогвардеец прозрел и стал коммунистом?! Думаете, что это невозможно? Всякое бывает, товарищ Кольцов, всякое. Уж если врагами советского народа, предателями и шпионами становятся коммунисты с дореволюционным стажем, а таких примеров мы знаем немало, то почему не может быть наоборот?

– Да, товарищ Сталин, – согласно кивнул Кольцов, – не зря же говорят, что чужая душа – потемки.