Павлик - Олег Иванович Чапаев
Шрифт:
Интервал:
Павлик задрал голову и бездумно уставился в небо, а Игорю Сергеевичу вновь показалось, что глазах его молодого собеседника пылают маленькие язычки пламени. Тем временем он продолжал:
– Чем дольше носить в себе это, тем хуже выйдет только. Съешь себя поедом, сам того даже не желая. Вроде и забыл уже все, вроде – лишь пепел один, а коснешься, поворошишь чуток – и амба! Все на свои места встает. Вот совесть-то, как я тогда догадываться начал, это голос внутренний и есть. И не убить ее, ни заглушить, ни спрятаться от нее… Она где угодно достанет, найдет и свое возьмет обязательно, как ни хоронись. Важно еще, что ни к хорошему это отношения никакого не имеет, ни к плохому. Совесть – это не добро там какое, и не зло абстрактное. Не заповеди, не правила… Это вроде внутреннего маяка, который тебе всегда говорит, как поступать прямо сейчас нужно. И еще один голос постоянно звучит – голос ума. И вот он-то почти всегда с голосом совести спорит. Оправдания ищет, предлоги… Совесть, она ведь каждый раз почти через горнило ведет, через боль, сложности… Почему так, не знаю я, – Павлик снова горестно вздохнул. – Как сейчас понимаю и думаю: для роста так нашего нужно! Для того, чтобы постоянно идти вперед, преодолевать, развиваться… А уму, ему этого не нужно… Уму жить нужно, да чтобы без боли, желательно, без крови, без грязи… Да без надрыву, – он прикурил следующую сигарету, – желательно. Вот я тогда свою дорожку и выбрал, а она прямо на то поле и привела меня… Долго, долго я вам тут сейчас рассказываю, а там, повторяю же, не существует никакого времени вообще. Вот за одно короткое мгновение у меня все это перед глазами и пролетело. И знаете, что? – он задумчиво посмотрел на прудик посередине двора. – Как только это осознание во мне вызрело, будто щелкнуло что-то во мне… Как будто я там, на катке, снова оказался перед развилкой той… Направо – в подворотню, голову свою терять… А налево – вроде бы и живым останешься, да только это так, название лишь одно останется, что живой. Труп смердящий, в котором кое-что еще теплится, но начинки самой главной, которая жизнь-то и дает, ее и нет уже! И стоило только мне на этой развилке оказаться сызнова – словно пленку назад перекрутили: и мыслей даже нет у меня больше, что налево свернуть можно. Нет никакого выбора, как я вам сейчас скажу, в такой ситуации! Нечего тут сохранять, как выяснилось. То, что таким позорным макаром сохранить можно, с ним и жить-то потом нельзя, а вот теряешь ты как раз то, без чего и не жизнь совсем, а просто говно бледное. И я будто бы шанс второй получил… Ну и направо, естественно, двинулся… Или, – он усмехнулся и потер руками щеки, – подумал, что двинулся. Но факт-то фактом остается: я словно бы переиграл эту историю заново! Словно изменил все одним махом, хотя и говорят, что прошлое изменить нельзя. Не знаю уж, можно или нельзя, но с меня в тот момент как плиту стотонную скинули! Будто груз неимоверный спал с меня в один миг! Я и обрадоваться-то не успел толком, и легкости всей еще в полной мере не прочувствовал, – губы у Павлика снова задрожали, – как оно все и случилось…
После этих слов он молчал очень долго, а Игорь Сергеевич ничего не спрашивал и терпеливо ждал. Но вот Павлик слегка улыбнулся:
– Странное дело… Вот если бы я знал, каково это – заново через все пройти, я бы, наверное, и не начинал даже рассказ-то свой. Вы же первый, кому я эту историю рассказываю…
Брови у его слушателя сложились удивленным домиком, но он лишь покачал головой и не проронил ни слова.
– А теперь конец уже близко. Совсем рядом почти, если так-то судить, только вот подойти к нему не так-то просто, выходит, – Павлик задумчиво пригубил текилу и в очередной раз закурил. – Быстро все произошло, в миг один… Как граната под ногами у меня рванула, если аналогии доступные использовать. Вспышка какая-то яркая… А может, и не было ничего такого, а просто додумал сам потом уже. Ощущения мои если словами описывать, то меня как будто на десятки маленьких кусочков в одну секунду разорвали. Без боли, без шума, но именно что порвали… Еще миг назад я один был, Игорь Смирнов который, – и вдруг уже и не знаю сам, кто я. И первое что вижу, – взгляд у молодого человека постепенно остекленевал, – поле это весеннее, только с какого-то другого ракурса. А еще миг спустя понимаю, что из кирхи это вид и что не я это вижу, а ганс тот на колокольне, пулеметчик который! Но и сказать, что я умом это понимаю – нельзя. Да даже и не ганс вовсе это видит, как бы сейчас
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!