Паноптикум - Элис Хоффман

Они гнали во весь опор, чтобы поскорее покинуть Кони-Айленд, и на мосту конь был уже в мыле. Проехав болото, они остановились и заодно решили проверить состояние груза. Жара стояла изматывающая, оба они взмокли, сняли шляпы и закатали рукава.

– Давай я посмотрю, – предложил Истмен, когда они собирались снять крышку с гроба. – Я навидался всякого, и еще одна страшилка мне не навредит.

Эдди был благодарен ему за предложение, но сказал, что это его долг. В конце концов они сняли крышку вдвоем и с содроганием увидели бледное безжизненное тело девушки. Молитву они тоже прочитали вместе, словно и в самом деле были братьями, а затем продолжили путь. Эдди давно уже убедился, что большинство людей противоречивы по натуре и судить их трудно. Он предпочитал оставить это на Божье усмотрение. Он знал только одно: если бы ему случилось сражаться на поле боя, он хотел бы, чтобы возница был рядом. Мозес Леви говорил, что люди видят то, что хотят видеть, и цель фотографии – показать неопровержимую правду о мире, а также его красоту.

Около похоронного бюро на Эссекс-стрит они соскочили с козел, и, пока сыновья владельца заносили гроб в помещение, на прощание пожали друг другу руки. Извозчик продал этим утром всех лошадей в другую конюшню и, открыв окна, смотрел, как его крылатые питомцы разлетаются во все стороны. Все, что у него осталось – это одежда, которая была на нем, повозка и старый гнедой конь Джексон, отвергнутый всеми покупателями.

Прежде чем послать коня рысью в сторону Гранд-стрит и оставить позади жизнь, которую он вел в последние годы, извозчик обратился к Эдди со словами:

– На самом деле моя фамилия не Истмен, а Остерман, а имя Эдвард. Так что у нас с тобой есть еще одна общая вещь.

– Откровенно говоря, эта вещь у нас не общая, – признался Эдди. – Я урожденный Иезекиль Коэн.

КОГДА все, кому была дорога Ханна Вайс, собрались на кладбище Гора Сион в Куинсе, листва на деревьях уже распустилась, а кусты сирени были усыпаны цветами. Было нанято два черных экипажа, один из которых вез гроб, а в другом ехал Сэмюэл Вайс с дочерью. Стояла прекрасная солнечная погода, но, может быть, пасмурная была бы более кстати. Если бы лил проливной дождь, рыдания Вайса, упавшего на колени перед могилой, которые вызвали слезы у всех присутствующих, может быть, звучали бы не так громко. На кладбище собралось человек пятьдесят – было много девушек, работавших вместе с Ханной и Эллой, а также несколько человек из Еврейского похоронного бюро, оплатившего расходы на похороны, включая экипажи и лошадей, украшенных пурпурными лентами и черными сетками. Рабочий союз прислал своего представителя, который от имени организации выразил соболезнование близким покойной и передал конверт с денежным вспомоществованием. Эдди, стоявший позади толпы со своей потрепанной шляпой в руках, узнал представителя: это был Исаак Розенфельд. Он постарался остаться незамеченным, но это ему не удалось. Исаак, обогнув собравшихся, пристроился рядом с ним. Слушая заупокойную молитву раввина, оба смотрели прямо перед собой.

– Говорят, это ты ее нашел, – сказал Розенфельд.

Эдди пожал плечами.

– Да, но слишком поздно.

– Поздно или не поздно, но родным надо было проводить ее в последний путь.

Эдди хотелось забыть тот момент, когда он передал Вайсу золотой медальон на пороге его дома.

– Напрасно вы поручили мне это дело, – сказал он.

– Нет, это было правильно, – возразил Вайс, рассматривая медальон, лежавший на его ладони. – Ты выполнил то, чего от тебя ожидали. А теперь ты должен найти того, кто это сделал.

– Я такими делами не занимаюсь. Я же не сыщик.

Но обращаться в полицию не было смысла, особенно в Бруклине. Если бы Эдди открыто выступил против отца Коралии, то, скорее всего, очутился бы за решеткой. В любом случае, самое большее, в чем власти обвинили бы Профессора, – это укрывательство трупа, и он отделался бы незначительным штрафом. Сотрудники Десятого полицейского участка Челси не были склонны помогать людям вроде Ханны, участвующим в деятельности рабочих союзов. Исчез человек – значит, так тому и быть. Тело обнаружено, больше расследовать нечего, дело закрыто. Но Эдди не считал, что дело закрыто. Оставалось предупреждение в виде синей нитки, Бек в заляпанном грязью нижнем белье, примятые папоротники вокруг его тела.

– Ты лучше, чем сыщик, – сказал Вайс. – Твой отец сказал, что ты выяснишь, что произошло с Ханной, и я не найду покоя на земле, пока ты это не сделаешь. – Он сурово посмотрел Эдди в глаза, как мужчина мужчине. – Да и ты не найдешь.

Эдди всегда страдал от бессонницы и совсем не спал после того, как они увезли Ханну из этого мерзкого подвала. Он боялся увидеть во сне, как он расправляется с убийцей, хладнокровно зашивающим рот своей жертвы. Он постарался взять себя в руки, собираясь на похороны, но не побрился, одежда его была в беспорядке. Здоровая левая рука слегка дрожала.

– Ты плохо выглядишь, – заметил Розенфельд, удивив Эдди этим проявлением участия. – Сломал руку?

– Мне помогли ее сломать.

Розенфельд вручил ему карточку с адресом штаб-квартиры Рабочего союза.

– Если разузнаешь что-нибудь, свяжись со мной. Или если тебе что-нибудь понадобится.

– Ты ошибся адресом. Я же ничтожная личность, достойная лишь презрения.

– Не совсем так. Я все-таки знаю тебя достаточно давно.

Эдди достал из кармана часы, которые, несмотря на треснувшее стекло, по-прежнему показывали точное время.

– Вижу, они все еще у тебя, – усмехнулся Исаак.

Эдди смутился, потому что Исаак-то знал, каким путем часы попали к нему. Похоронная церемония заканчивалась, и прежде чем пойти проститься с родными покойной, Розенфельд хлопнул Эдди по спине.

– Я не ошибся адресом, братишка.

Эдди смотрел, как расходятся люди, присутствовавшие на похоронах. У могилы остались лишь несколько девушек, работавших в Эш-билдинге, а также молодой человек в потрепанном пиджаке и с черной повязкой на рукаве.

Эдди решил воспользоваться возможностью и заглянуть на могилу Мозеса Леви, которую ни разу не посещал после смерти учителя. Вокруг могильного камня все заросло молочаем, и Эдди выполол его. Надо было сделать хоть такую мелочь для человека, который дал ему так много. Он с благодарностью вспомнил вечер, когда впервые встретил Леви. Ему не хотелось даже думать, кем он мог бы стать, если бы не эта встреча.

Выйдя с кладбища, Эдди направился к станции железнодорожной линии Е1 на Второй авеню, чтобы пересечь Ист-Ривер по мосту Куинсборо, построенному два года назад и связавшему Куинс с Манхэттеном. В прошлом он ездил в Куинс и рыбачил в бухте Джамайка, где водилась самая разная рыба, ходили огромными косяками бараньи головы и черные дромы, теперь практически исчезнувшие. Эдди надеялся, что прогулка поможет ему прочистить мозги, но у него, наоборот, возникло странное, жутковатое ощущение, им овладело также чувство одиночества – возможно, навеянное посещением могилы Леви.