Мистические истории. Абсолютное зло - Джулиан Готорн

будучи столь же неправдоподобными, не вполне им подходили. Имена Томас и Каролина Каротель[221] небезосновательно представлялись им слишком приземленными, малосовместимыми с успешной карьерой медиумов, способными скорее расхолодить клиентов, посещавших сеансы Байронов, нежели подогреть их веру.

Перемене имен, однако, предшествовали весьма серьезные размышления: юные брат с сестрой, как люди крайне щепетильные, задались вопросом, не означает ли такой поступок попытку выдать себя за того, кем не являешься, меж тем как, «поступая по лжи», утрачиваешь ясность духовного зрения. Но, к великой радости медиумов, оказалось, что их «духовные водители», или «контролеры», Астерия и Виолетта, общаются с Байронами не менее свободно, чем с Каротелями, и в конце концов псевдонимы естественным образом перекочевали с их изящных визитных карточек в беседы между собой, а настоящие имена почти забылись.

Прослеживать карьеру Людовика с той поры, когда он впервые обнаружил в себе редкие способности медиума, до наших дней, когда он сделался одним из наиболее видных представителей этой увлекательной профессии, было бы утомительно, однако надобно все же пояснить, каким именно образом упомянутые способности проявлялись. Когда собирался кружок (плата вносилась заранее), Людовик усаживался в кресло и, судя по всему, погружался в некий транс, во время которого медиумом завладевала Астерия и его устами общалась с присутствующими. В прошлом, на материальном плане, Астерия была юной гречанкой из древних Афин, которая приняла христианство и претерпела мученическую кончину в Риме примерно в ту же эпоху, что и святой Петр[222]. Рассказы Астерии о ее земном существовании бывали удивительны, хотя и немного туманны, что и понятно, если учесть, как давно это происходило, однако ее голос вещал сонно, но притом убедительно о Парфеноне[223], римском форуме[224], Эгейском море (таком синем), катакомбах (таких темных), прекрасных итальянских и греческих закатах, и все это тем более поражало, что Людовик ни разу в жизни не выезжал за пределы родной страны.

Впрочем, для кружка, все участники которого могли когда угодно купить билет в Рим или Афины и собственными глазами увидеть закаты и катакомбы, куда больший интерес представляли воодушевляющие рассказы Астерии о ее нынешнем существовании. Все на той стороне были бесконечно счастливы и помогали новоприбывшим, чей переход случился недавно; духовный рост служил для них неиссякаемым источником восторга. Не было также недостатка в развлечениях и застольных радостях, чудесных цветах и изысканных фруктах, кристальных реках и лазурных горах, струящихся одеждах и восхитительных обиталищах. Все эти блага были не вполне материальны, но стоило «подумать» о цветке или платье – и желаемое появлялось!

Астерия была знакома со многими отошедшими в лучший мир друзьями и родственниками участников кружка, через нее от них поступали послания, исполненные любви и нежности. Являлся, к примеру, Джордж: кто-нибудь из присутствующих знает Джорджа? Очень часто таковые обнаруживались. Джорджем звали покойного мужа одной из участниц, отца еще одного, малолетнего сына третьего, и Джордж, по обыкновению, сообщал, как он счастлив и какая от него исходит любовь. Потом, как правило, Астерия объявляла, что со своим близким человеком хочет поговорить Джейн, а если Джейн никто не знал, на ее место заступала Мэри. У Астерии имелось убедительное объяснение того, по какому странному совпадению среди тысяч новоиспеченных покойников именно близкие леди и джентльменов, собравшихся на сеанс у Людовика Байрона, умудрялись избрать своим духовным посредником ее, способную устроить им желаемый разговор. Дело было в симпатических токах, которые их к ней привлекали.

Через должное время Астерия сообщала, что ее сила убывает и ей пора проститься и умолкнуть. Тут Людовик пробуждался от транса и участники разражались хором славословий. На других сеансах транса не случалось, но Астерия использовала руку и карандаш Людовика, исписывая страницу за страницей методом автоматического письма[225]; причем местами в ее странной, не вполне английской речи встречались чуждые, непонятные словечки – быть может, греческие. В таких случаях Астерия воспроизводила рукой Людовика диктовку Джорджа, Джейн и Мэри, которые иной раз в игривом настроении ругали шляпку жены или галстук мужа, что должно было служить доказательством их подлинного присутствия на сеансе. Далее участникам кружка предлагалось задавать Астерии вопросы, и та давала милые ответы.

Сильвия и ее проводник Виолетта были не столь продвинуты, как Людовик и Астерия; собственно, Сильвия лишь недавно обнаружила в себе парапсихологический дар и завязала контакт со своим духовным водителем. Виолетта была флорентийской дамой благородного происхождения, родившейся на материальном плане в 1452 году, и эта удачная дата делала ее современницей Савонаролы[226] и Леонардо да Винчи. Она часто слушала проповеди Савонаролы и видела Леонардо за мольбертом, и было отрадно узнать, что Савонарола и ныне продолжает радовать слушателей своим красноречием, а Леонардо создает картины, намного превосходящие его земные творения, – картины не материальные в прямом смысле слова, а рожденные мыслью: он их придумывал, и они возникали. Это в точности соответствовало тому, что Астерия говорила о цветах, и поэтому рассматривалось как еще одно доказательство.

Этой зимой и осенью Людовик был завален работой, и миссис Сэпсон, одна из постоянных посетительниц его сеансов, уговаривала его устроить себе краткий отпуск. Людовик сопротивлялся: каждый день он давал пять полных сеансов (самое бóльшее, конечно), и ему не хотелось даже ненадолго прерывать деятельность, которую находили полезной столь многие люди. Но миссис Сэпсон поступила очень умно. На одном из сеансов она задала Астерии вопрос, не следует ли медиуму отдохнуть, и получила недвусмысленный ответ: «Мудрость рекомендует умеренность; да будет так». И после окончания сеанса миссис Сэпсон, вооруженная поддержкой из мира духов, с удвоенной силой возобновила уговоры. Это была вдова, полная и чувствительная, которой приходили все новые и новые послания от ее покойного мужа Уильяма. В этом мире он служил биржевым брокером и отличался вспыльчивым темпераментом, но теперь на удивление подобрел и осознал, как много времени он потратил впустую – зарабатывая так много денег и так часто выходя из себя.

– Дражайший мистер Людовик, – говорила она, – вы просто обязаны отдохнуть. Негоже пренебрегать советом милой Астерии. У меня есть для вас замечательный план. Мне принадлежит очаровательный коттеджик под Раем, он стоит пустой. Мой жилец… внезапно съехал. Чудесное местечко, и все готово, чтобы вас принять. Платить ни за что не надо, только за еду и питье. Купание, поле для гольфа – прямо у дверей. Все располагает к покою и медитации и даже – кто знает? – к приходу какого-нибудь таинственного гостя (не из здешнего мира, конечно; докучливых соседей там нет).

О таком соблазнительном предложении стоило задуматься. С учетом того, что за жилье