Князь волков - Елизавета Дворецкая

Светел вздрогнул, как от удара плетью. Значит, Скородум на стороне оборотня.

– А раз мне не причинено вреда и не нанесено обид, я не собираюсь идти войной на личивинского князя, – окончил Скородум и кивнул на Огнеяра. – И я буду рад, если вы здесь, в моем доме, помиритесь с ним и признаете его права на чуроборский стол.

Скородум и сам не верил, что примирение возможно, но долг хозяина обязывал его сказать эти слова.

– Никогда! – прохрипел Неизмир, с трудом разжав зубы. Судорога сводила ему челюсти, он едва сдерживал дрожь. – Никогда я не помирюсь с оборотнем, сыном Подземной Тьмы! Ему нет места на земле, пока я жив!

– Одному из нас нет места на земле, – ровным голосом подхватил Огнеяр, но именно после его слов Дароване стало по-настоящему страшно. Теперь она полностью осознала, что они означают. – Если моя жизнь мешает тебе, князь Неизмир, – попробуй взять ее. Мы не будем напрасно проливать кровь личивинов и дебричей. Тебе нужна только моя жизнь. Мне не нужна твоя. Но ты не можешь ходить по земле одновременно со мной, и я вызываю тебя на поединок. Пусть останется один из нас, и земля вздохнет спокойно.

Светел при этих словах подался вперед вместе с конем. Огнеяр бросил взгляд в его сторону, и Светел замер, будто наткнулся на железную стену.

– А ты стой! – коротко и грубо бросил ему Огнеяр. – С тобой я уже бился.

Светел покраснел от гнева и стыда, вспомнил холод лезвия возле своего горла.

– Нет чести в таком поединке! – выкрикнул он. – Тебя не берет оружие! Тебя нельзя убить!

– Да, меня нельзя убить простым оружием, – согласился Огнеяр. – И вы оба это хорошо знаете. И я обещаю при всех этих людях, смолятичах и дебричах. – Огнеяр обвел взглядом широкий двор, где стояли его Стая, ближние дружины Неизмира и Скородума, а в воротах толпились велишинцы, раскрыв рты от удивления. – Я буду драться тупым оружием. И признаю себя побежденным, если князь Неизмир сумеет опрокинуть или обезоружить меня. Тогда я уйду, и пусть меня сожжет в пепел Пресветлый Хорс, если я еще когда-нибудь появлюсь в пределах дебрических земель!

Огнеяр поднял руку к небу, призывая светлого бога в свидетели. Неизмир молчал – ему было нечего возразить. От такого поединка он не мог отказаться, не мог и выставить другого бойца вместо себя. Он не ранен, не болен. А если князь настолько стар и немощен, что не может предстать перед божьим судом поля, – значит, он не по праву занимает свой стол. А Неизмир не стар – ему только сорок семь лет. Даже в дружины до пятидесяти пяти берут.

– Ты согласен? – не дождавшись ответа, спросил Огнеяр.

Не в силах разжать судорожно сведенных челюстей, Неизмир молча нагнул голову.

Сойдя с коня, он стал готовиться к бою. Князя била дрожь, неудержимый страх выл и рвался в его душе, как голодный волк на цепи. Но отказаться от поединка, отложить его было нельзя. Неизмир знал, что не выдержит ожидания. Дорога его судьбы уперлась в неодолимое препятствие; идти дальше можно было, только опрокинув его. Или кончится сама дорога. Все прошлое сейчас казалось Неизмиру сплошным блеском красных глаз, все будущее уместилось в несколько мгновений, что остались ему до поединка – пока Огнеяру искали в оружейных и кузницах незаточенный меч. Его собственный боевой топор был слишком острым, слишком хорошо готовым к бою.

Наконец подходящий меч нашелся. Светел с чуроборскими боярами осмотрели его и убедились, что им не разрежешь не только шелковый платок на лету – так проверяются обычные, не зачарованные мечи, – но, пожалуй, и кочан капусты с размаху сомнешь, а не разрубишь. Правда, ударом такого меча в сильной руке можно было сломать кости, но на голову князю надели прочный шлем с кольчужной сеткой, защищавшей шею, а остальные переломы не смертельны.

Неизмир надевал доспех, а Огнеяр, будто в насмешку, раздевался – сбросил на крыльцо плащ, накидку, пояс с оружием, остался только в рубахе. Лисичка, стоявшая позади княжны, торопливо вытащила из-под своего кожуха кусок тесьмы, служивший пояском ей самой, и протянула Огнеяру. Он благодарно кивнул, повертел тесьму в руках, но подпоясываться не стал, а стянул и бросил на крыльцо и рубаху. Больше не было смысла прятать шерсть на спине – пусть все смотрят, кто он такой. В отличие от Неизмира, он чувствовал внутренний жар, как будто откуда-то из глубины его существа поднимается огонь. Огнеяру стало жарко, но он оставался спокоен и уверен в себе.

Дарована смотрела на него, прижимая руки к груди, забыв даже о Светеле. Она дрожала, сердце ее стучало возле самого горла, но она сама не знала, за кого из двух противников она боится. Впервые она увидела шерсть на спине Огнеяра, и вся его оборотническая сущность так ясно представилась ей, что захватывало дух. Но это был не страх и не отвращение, которые она испытывала к нему раньше. Глядя на его сильную, ловкую фигуру с этой шерстью на спине, на тяжелый тупой меч, который он покачивал в руке, словно легкий ореховый прутик, Дарована испытывала странное чувство – ужас от близости Сильного Зверя и восхищение перед его красотой и силой. Полузверь-полубог – теперь она понимала, о чем говорил отец.

И почти все собравшиеся на широком княжеском дворе испытывали нечто подобное. Кроме Неизмира со Светелом – они не могли видеть красоты оборотня, но хорошо ощущали его силу. Поправляя кольчугу, шлем, пояс, Неизмир старался сдержать дрожь в руках и сам не знал, удается ли ему это. В ушах его раздавался железный звон, словно гремели в пожарное било, перед глазами плыл и дрожал огненно-красный туман. «Это ворожба! – мелькнуло в его мозгу. – Это злая ворожба оборотня, он нарочно мутит мой дух… Да где же он?»

Неизмир повернул голову к крыльцу, стараясь сквозь туман разглядеть своего противника. До боли знакомая смуглая фигура шагнула ему навстречу. Красные глаза, горящие неутолимой злобой, глянули прямо ему в душу и выжгли ее до дна; острые волчьи зубы лязгнули у самого горла.

С хриплым криком Неизмир отшатнулся назад, пытаясь отмахнуться, забыв даже, что в руке у него меч, забыв, как надо пользоваться им. Он забыл и себя, и этот поединок; годами копившийся и нараставший страх наконец прорвался и завыл, как голодный волк; неодолимый ужас, как расплавленное железо, захлестнул его душу и разум.

И князь Неизмир закричал, хрипло и дико, упал на колени, стараясь закрыть руками голову и не замечая даже, что в его руке зажат меч. Дикий ужас заполнил его существо без остатка, над ним сомкнулась тьма, в которой полыхали багровые зарницы Подземного Пламени. Кровавый блеск глаз и зубов вцепился в его сознание и погасил его.

– Волчий глаз! Волчий глаз! – бессмысленно и дико выкрикивал Неизмир, ударяясь головой о землю, словно хотел пробить дверь в груди Всеобщей Матери и спрятаться в ней от этого ужаса.

Женщины закрывали лица, княжна Дарована плакала от страха, прижимаясь к отцу. Все во дворе в ужасе и изумлении смотрели на чуроборского князя, упавшего прежде, чем тупой меч противника поднялся на него.

А чуроборцам слышалось что-то до жути знакомое в его криках.

Князь Неизмир был прав, когда думал, что существование пасынка-оборотня угрожает ему. Только погубил его не Огнеяр, а его собственный страх.