Император. Гибель царей - Конн Иггульден

Ветераны отступали со всей скоростью, на которую были способны, не выражая радости по поводу удачной операции, не обращая внимания на легкие раны. Цезарь машинально подмечал все эти детали. Как он и приказал, люди соблюдали полное молчание. Только Светоний ворчал на ходу, не переставая: похоже, не мог совладать с переполнявшими его чувствами и удержаться от похвальбы.

— Мы расставили лучников, и они прикроют наш отход, — убеждал он Юлия, заглядывая ему в лицо. — Ты видел, как я подстрелил часового? Прямо в горло. Отличный был выстрел.

— Замолчи! — резко бросил Цезарь. — И встань в строй!

Светоний ему надоел. Было что-то отвратительное в его стремлении повторить резню. В морских сражениях он никак не отличился, однако резать спящих людей ему понравилось. В нем пробудилось нечто отвратительное для Юлия, и молодой командир постарался отогнать эту мерзость подальше от себя. В голове всплыло воспоминание о распятии, и Юлий содрогнулся. Интересно, а у Светония могло проснуться милосердие, или он довел бы чудовищную казнь до конца? Цезарь подозревал, что пираты умирали бы долго, руководи расправой Светоний.

Младший офицер помедлил с исполнением приказа, и Юлий чуть не ударил его. Неужели он думает, что находится в особых отношениях с командиром, потому что они вместе сидели в узилище у Цельса?..

Цезарь видел, что Светоний уже открыл рот, чтобы возразить, и прорычал:

— Встань в строй, или я убью тебя!..

Светоний отпрянул в темноту и растворился в колонне быстро идущих солдат.

Один из ветеранов споткнулся и коротко выругался. Идти было трудно, ночь для нападения выбрали безлунную. Передовые задавали ускоренный темп, однако никто не жаловался. Все понимали: как только рассветет, Митридат бросится в погоню.

До восхода солнца оставалось не более двух часов, однако за это время можно было оторваться от врага на целых десять миль, если бы не раненые.

Почти никто из римлян не получил серьезных ран, хотя некоторые могли передвигаться, только опираясь на плечи товарищей. Легионеров обучали системе рукопашного боя, которая позволяла выйти из схватки практически невредимым — если, конечно, солдат не погибал. У Юлия не было времени, чтобы подсчитать потери, но он уже знал, что убыль в воинах очень невелика. Атака прошла успешнее, чем они рассчитывали.

На марше Цезарь размышлял, как бы он сам защищал греческий лагерь, напади на него римляне.

Прежде всего необходима другая схема охранения. Именно этот недостаток в обороне греков позволил противнику незаметно проникнуть в самый лагерь мятежников. Конечно, отчасти Волкам повезло; стоит учесть, что Митридат вовсе не глупец, повторить подобное нападение будет непросто, и оно обойдется римлянам гораздо дороже. Шагая во главе колонны, Юлий в результате размышлений пришел к заключению, что в целом операция прошла блестяще.

К рассвету большая часть легионеров выбилась из сил, Цезарь упорно гнал людей вперед, сочетая убеждение с принуждением. Через несколько миль они достигли высоких, поросших лесом холмов. Здесь можно было спрятаться от преследователей, поесть и выспаться. Юлий слышал, как ветераны со стонами валятся на землю. Даже железное терпение этих людей не могло быть безграничным. Для полного восстановления сил придется скрываться под покровом леса довольно долго. Молодой командир понимал, что до победы над мятежниками еще очень далеко.

На рассвете Митридат разослал всю свою немногочисленную кавалерию на поиски врага, предварительно разделив ее на группы по двадцать конников в каждой. Разведчикам было приказано немедленно сообщить об обнаружении римлян.

Первоначальный замысел свернуть лагерь и всеми силами преследовать противника уже не казался царю верным. Может быть, враг ожидал от него именно этого? Греки оставят укрепленную долину меж холмов, выйдут на свободное пространство, и затаившийся в засаде легион застигнет его войско врасплох.

Митридат в раздражении ходил по шатру и проклинал собственную нерешительность. А если отступить к городу? Но за его стенами — римляне, они будут защищаться до последнего человека. На равнину выходить нельзя. Митридат понимал, что, возможно, на него с запада уже идут посланные сенатом легионы. Распустить людей, отослать их в села и леса? Немыслимо. Римляне похватают их поодиночке: они все равно станут искать тех, кто принимал участие в бунте. Так он ничего не выиграет.

В бессильной ярости царь стиснул зубы. Перед глазами встали трупы греков, погибших в ночной резне. Разве Александр позволил бы загнать себя в ловушку?

Внезапно он остановился. Нет, Александр сам бы нанес удар. Но в каком направлении? Если пойти назад, на восток, то по пятам за ним двинутся легионы, прибывшие из Рима. Направиться к римским портам, на запад — и ночные убийцы станут нападать с тыла. Да простят его боги, что сделал бы Сулла? Если разведчики вернутся ни с чем и он будет бездействовать, люди наверняка начнут дезертировать. В этом Митридат был уверен.

Вздохнув, царь опорожнил третью чашу вина, не обращая внимания на протесты возмущенного таким к себе отношением пустого желудка. Надо будет оправдаться перед сыновьями, объяснить им, что ночное преследование могло стоить жизней слишком многим воинам.

Наступил день. Царь снова и снова прикладывался к чаше. Начали возвращаться разведчики на взмыленных лошадях. Ничего утешительного они не сообщили — римлян обнаружить не удалось.

Когда настала ночь, во всем лагере крепко спал только напившийся допьяна Митридат.

Юлий знал, что легионеры склонны переоценивать результаты короткого ночного налета. Такова уж природа солдата — преувеличивать собственные заслуги. Сам он полагал, что погибло от восьмисот до тысячи мятежников Митридата, а сами Волки потеряли всего одиннадцать человек. Над ними не совершат погребения по римским обычаям. Не было времени унести тела, и ветераны переживают до сих пор — они не привыкли оставлять павших легионеров в руках врага.

Как только Волки достигли лесистых холмов и Юлий разрешил расположиться на отдых, с молодых солдат прямо на глазах начали сваливаться напряжение и усталость. Они хохотали и вопили до хрипоты; ветераны, улыбаясь, посматривали на них, однако участия в веселье не принимали, а занялись чисткой и приведением в порядок оружия и снаряжения.

Квертор отправил пятьдесят лучших охотников на добычу мяса и ближе к полудню приготовил горячую пищу — зайчатину и оленину, зажарив дичь на небольших кострах. Разводить огонь было опасно, но деревья частично рассеивали дым, а Юлий хорошо знал, что людям необходимо подкрепиться и согреться горячим мясом. Он только распорядился, чтобы костры загасили сразу же после приготовления пищи.

После обеда стало видно, какое значение имеет возраст. Молодые полностью оправились и небольшими группами сновали по лагерю, болтая и смеясь. Ветераны спали как убитые, даже не переворачиваясь с боку на бок, поэтому просыпались с онемевшими, затекшими членами. На их телах расплывались синяки, утром еще совершенно незаметные. Молодежь на свои раны почти не обращала внимания, но и над ветеранами никто не смеялся. В них рекруты видели прежде всего знатоков воинского ремесла: им и в голову не приходило подшучивать над возрастом.