Сломанный клинок - Кирилл Корзун

Тот только недовольно цокнул языком, думая о том, что за отданную сумму вполне можно было обойтись и без соблюдения формальностей…

Паломники вновь отправились в путь – немного ссутулившись, пряча лица под тёплыми капюшонами, а ладони – в широких рукавах традиционных одеяний. Дэй-младший, наследник клана Луэн, Красный Дракон, продолжал идти вместе с ними. Пересечение границы для него было самой сложной частью плана – попасть в Россию официально, при этом будучи персоной нон-грата, представлялось ему нереальной задачей. Пришлось изворачиваться, делать документы, искать обходные тропки и наводить справки о всех контрольно-пропускных пунктах российско-китайского пограничья. Теперь, оставив самую сложную часть плана позади, Дэй мог приступить к более лёгким и приятным этапам. Осталось только добраться до ближайшего телефона.

А капитан пограничной службы тем временем, пересчитав упавшую по милости небес взятку, тщательным образом оформил все документы на взяткодателя, внёс их в рапорт и отправил его в вышестоящую инстанцию, тем самым полностью следуя пятой поправке к должностной инструкции. На границе вновь воцарилась ленивая скука…

* * *

Бывают моменты, когда для выражения обуревающих человека чувств недостаточно обычной речи. Передать всю палитру становится возможным, лишь если призвать на помощь поэзию или музыку, а может, и всё вместе. Ведь что есть искусство, как не способ раскрыться перед миром в попытке поведать о том, что невозможно просто рассказать, показать или объяснить?

Стоя перед приоткрытой дверью комнаты в общежитии, я озадаченно вслушивался в мелодичные звуки, доносящиеся из глубин места моего нового обитания. Уверенно опознав в переливах звучания акустическую гитару, я удивленно хмыкнул и толкнул дверь, желая поскорее убедиться в собственной догадке. Тем временем в волны перебора струн, стоит заметить, очень энергичного и довольно залихватского, вплелся юношеский голос, фонтанирующий ироничной печалью и весельем одновременно:

Песня билась в стенах квартиры, словно зверь в клетке – мелодия плыла громкими, накатывающими волнами, повторяющиеся строки усиливали этот эффект, впечатывая их в мозг серией мелькающих образов. Пел мой друг, не узнать его голос не было никаких шансов, пусть он и звучал в высшей степени необычно: не так звонко, как я успел привыкнуть, гораздо более чувственно, жонглируя интонациями и беспощадно попадая в ноты, звучно, но не пронзительно… Разувшись в прихожей, я как можно тише прошёл в комнату, чтобы ненароком не привлечь к себе внимания.

Алексей сидел на подлокотнике кресла, обратив лицо к раскрытому окну, и музицировал, весь отдавшись этому процессу. Все мы по-настоящему честны лишь в момент уединения с самим собой, и мне посчастливилось застать его в одно из таких мгновений: растрепанный, ещё чуточку пьяный после ночных возлияний, о коих свидетельствовала пустая бутылка из-под шампанского на ковре, он пел душой, выплескивая в каждой строчке, в каждой ноте терзавшие его эмоции, раскрываясь перед миром полностью, чуть ли не выворачиваясь наизнанку.

Окончив куплет, он понурился и повесил голову, пьяно покачнулся, встряхнул рыжими кудрями и попытался встать, но потерял равновесие и завалился в кресло, не выпуская из рук гитары. Его мутный взор прошелся по комнате и сфокусировался на мне только после отчаянных усилий. Мне ничего не оставалось, кроме как выразить своё восхищение увиденным и услышанным:

– Браво, Лёха! Просто, незамысловато, но так искренне! Не подозревал в тебе таких талантов.

– Это потому, что жизненно! – мрачно буркнул он, завозился, устраиваясь поудобнее, и спросил: – И давно ты здесь?

Его обычно подвижное и жизнерадостное лицо выражало неподдельное расстройство и вселенскую печаль, вид он имел помятый, словно побывал в переделке – на рубашке отчетливо не хватало пуговиц, одно ухо вызывающе покраснело и чуть топорщилось, а на щеке медленно наливался синевой отчетливый отпечаток ладони. Изящной, явно женской ладони.

– Давно, друг мой, давно. Не думаю, что с самого начала твоего сольного концерта, но достаточно, чтобы понять основную мысль. И всё же я предпочту услышать твою версию…

– Мою версию, – повторил он за мной и иронично улыбнулся. – Если коротко, то… – замялся Алексей, подбирая слова, и погрузился в тягостные раздумья, прежде чем обыденно изрек: – Не дала.

Сказано это было настолько цинично, что в собеседнике мне на секунду почудился не подросток, а прожжённый, неоднократно битый жизнью и судьбой мужик. Наваждение было настолько отчетливым, что мне невольно стало не по себе.

И если быть откровенным, то я попал в тупик – то есть догадка, конечно же, была, а вот с ясностью дела обстояли гораздо хуже. Признаться в этом было стыдно, а оставаться в неведении – глупо.

– Что значит не дала? И кто? – решился я показать своё невежество, рассудив, что мне, как иностранцу, периодически это позволительно. Тем более что ситуация меня интриговала если не перипетиями, то как минимум поведением моего друга. А он нагло и заливисто заржал, сбрасывая с себя покровы грусти и преображаясь обратно в того беззаботного и чересчур уверенного в себе юнца, что я успел узнать.

– Ох, не могу больше… – простонал Алексей, утирая выступившие слезы и откладывая гитару в сторону. – Повеселил ты меня знатно, Лео.

– Рад видеть, что ты в порядке. Теперь-то расскажешь, что могло тебя так… выбить из колеи? Что за песенка про неудачников? – спросил я у него, осматриваясь по сторонам в поисках пристанища для своей пятой точки. Им стал небольшой диванчик у стены комнаты.