Медовый месяц в улье - Дороти Ли Сэйерс

Гарриет прикурила новую сигарету.

– Теперь слушаем доводы против Крачли и викария.

– Ну, тут будет посложнее, из-за алиби. Нам надо объяснить молчание радиоприемника, разве что кто-то из них в сговоре с миссис Раддл. Сначала возьмем Крачли. Если это он, то история с залезанием в окно не пройдет, потому что он не мог оказаться на месте раньше, чем Ноукс лег спать. Он высадил викария возле его дома в 10:30 и вернулся в Пэгфорд до одиннадцати. У него не было времени на долгие переговоры под окнами и выкрутасы с ключами. Разумеется, при условии, что подтверждается время его возвращения в гараж – если он виновен, то, конечно, подтвердится, это же часть плана. Если это Крачли, то убийство умышленное, а значит, он мог заранее украсть ключ или снять с него копию. И если это он, то все совершилось ранним-ранним утром. Скажем, поехал по вызову за несуществующим пассажиром и так далее. Оставил где-нибудь машину, дошел до дома, отпер дверь – гм, дальше не так складно. Ноукс был наверху, не одет, в постели. Не понимаю. Если уж он на него напал, должен был ограбить – а ведь не ограбил.

– А теперь ты и сам спрашиваешь “зачем”. Допустим, Крачли хотел ограбить дом и рылся, например, в конторке на кухне, где нашли завещание. А Ноукс его услышал и спустился.

– Задержавшись, чтобы повязать галстук, и предусмотрительно захватив все свои драгоценные банкноты?

– Нет, конечно. В ночной сорочке. Он обнаружил Крачли, тот на него бросился. Он попытался бежать, и тут Крачли его ударил. Подумал, что убил, перепугался и убежал. Закрыл дверь снаружи. Затем Ноукс очнулся, удивился, что это он тут делает, вернулся в спальню, оделся, почувствовал себя плохо, пошел к задней двери, чтобы позвать миссис Раддл, и упал с лестницы.

– Великолепно. А кто постель застелил?

– Ах ты, черт! И мы ничего не придумали про радио.

– Нет. У меня была идея, что Крачли вывел радио из строя, желая обеспечить себе алиби на вечер накануне убийства. У меня это было убийство, но ты меня запутала своей версией об ограблении конторки.

– Прости. Я погналась за двумя зайцами. Крачли в качестве отвлекающего маневра слабоват. Кстати, а сейчас радио работает?

– Вот и узнаем. А если нет – что это доказывает?

– Ничего, если только не выяснится, что его намеренно вывели из строя. Кажется, оно работает от батареек. Нет ничего проще, чем ослабить контакт так, чтобы это выглядело случайностью.

– Старик Ноукс легко мог сам такое починить.

– Точно. Мне сбегать вниз и узнать, работает оно сейчас или нет?

– Спроси Бантера. Он знает.

Гарриет подошла к лестнице и окликнула Бантера. Вернувшись, сказала:

– Работает превосходно. Бантер проверял его вчера вечером, когда нас не было.

– А! Тогда это вообще ничего не доказывает. Возможно, Ноукс попытался его включить, искал поломку вплоть до конца выпуска новостей, потом все же починил и ушел.

– Он мог это сделать в любом случае.

– Расчет времени опять псу под хвост.

– Это очень удручает.

– Правда? Но зато оставляет простор для викария, нанесшего смертельный удар между 10:30 и 11 часами.

– Зачем же викарию… Прости! Я опять спрашиваю “зачем”.

– В семье с обеих сторон чрезвычайно силен ген любопытства. Гарриет, подумай как следует насчет детей. Они с пеленок будут совершенно невыносимыми.

– Непременно. Ужасающе. Тем не менее я считаю, что с убедительным мотивом все выглядит гораздо аккуратнее. Убийство от нечего делать нарушает все законы детективного жанра.

– Ну хорошо. Ладно. Будет у мистера Гудакра мотив, я что-нибудь придумаю. Около 10:35 он приходит от своего дома и стучит в дверь. Ноукс его впускает – почему бы не впустить викария, который всегда казался мирным и дружелюбным. Но под свойственным его профессии аскетизмом наш викарий прячет подавленные чувства, конечно же отвратительные, столь свойственные священникам из наших реалистических романов. Как и Ноуксу, разумеется. Прикрываясь кампанией по борьбе за нравственность, викарий обвиняет Ноукса в совращении деревенской девушки, которую сам подсознательно вожделеет.

– Конечно! – радостно воскликнула Гарриет. – Как же я сама не додумалась! Что может быть очевиднее. Между ними вспыхивает жалкая старческая потасовка, и в припадке безумия один воображает себя молотом Господним, как пастор в рассказе Честертона[204]. Он укладывает Ноукса ударом кочерги и удаляется. Ноукс приходит в чувство – дальше мы знаем. Это чудесно объясняет, почему деньги остались нетронутыми: мистер Гудакр их не взял бы.

– Точно. А теперь викарий ведет себя так мило и невинно, потому что припадок прошел и он все начисто забыл.

– Раздвоение личности. Похоже, пока это наша лучшая попытка. Осталось только выяснить, как зовут деревенскую девушку.

– Это даже не обязательно. Викарий мог питать нездоровое влечение к чему-нибудь другому – скажем, платоническую страсть к фикусу или странную, ревнивую любовь к кактусу. Он большой садовод, а эти растительно-минеральные увлечения бывают весьма пагубны. Помнишь героя рассказа Идена Филпоттса, который возжелал чугунный ананас и размозжил им череп ближнему своему?[205]Можешь верить или не верить, но не к добру викарий пришел в этот дом, и когда старик Ноукс рухнул на колени и вскричал: “Забери мою жизнь, но пощади честь моего кактуса!” – тот занес над ним горшок с фикусом.

– Все это очень хорошо, Питер, но бедного старика взаправду убили.

– Сердце мое, я это знаю. Но пока мы не поймем, как именно, все теории стоят одна другой. В этом проклятом мире наш удел – либо смеяться, либо вечно плакать. Мне тошно при мысли о том, что я мог спуститься в тот подвал, сразу как мы приехали. Тогда бы мы справились гораздо лучше – все было бы нетронуто, улики на местах и никакие Раддлы, Паффеты и Уимзи не шастали бы по дому, переворачивая все вверх дном. Господи! Еще никогда я не проводил ночь так бездарно!

Если он хотел ее рассмешить, на этот раз результат превзошел все надежды и мечты.

– Бесполезно, – сказала Гарриет, наконец успокоившись. – Никогда, ни за что мы не будем ничего делать как люди. Мы всегда будем смеяться, когда надо плакать, и заниматься любовью вместо работы, и станем предметом сплетен и героями скандалов. Перестань! Что скажет Бантер, если увидит, что у тебя все волосы в пепле? Лучше одевайся и взгляни в лицо обстоятельствам. – Она вернулась к окну. – Смотри! По дорожке идут два человека, один с фотоаппаратом.

– Дьявол!

– Пойду их развлекать.

– Не ходи одна, – рыцарски сказал Питер и спустился следом.