Чужой ребенок - Мария Зайцева

одно неловкое движение, и все, кинется, разорвет… Кстати, уже начал же! То, что происходило только что, на этой кровати, можно назвать как угодно, только не сексом. И уж тем более не любовью. Но я последнего и не предполагала, не до такой же степени наивная…

Просто… Как-то глупо все. И начиналось глупо, и продолжилось. И, вот, завершилось. Закономерной глупостью и гадостью. А чего ты ожидала, Ань? Эмоций по отношению к себе? Тепла? Более… лояльного отношения? Глупость, все глупость. Такие люди, как Хазаров, не способны на теплоту, на эмоции… По крайней мере такие эмоции, которые есть у обычного, нормального человека.

Он дико харизматичен и властен, этого не отнять. И знает это. И пользуется, может, даже неосознанно, как хищник пользуется своими когтями, своим оружием, для того, чтоб побеждать… Я поддалась, дура, чего уж там… Но надо разруливать, Ань. Надо выплывать. Пока можно.

— Насчет всего остального, — продолжаю я, стараясь не обращать внимания на ставшие совершенно жесткими глаза Хазарова, — то я тебе уже все говорила. И не собираюсь повторять.

Он с полминуты смотрит на меня, и это время тянется, напрягается между нами подобно струне. Вот-вот лопнет. И что тогда? Набросится? Опять? Что сделает? Выкинет из дома? Убьет? Все варианты имет полное право на жизнь, и осознание этого поражает.

Еще больше поражает то, что совсем недавно он целовал меня, брал… Не был нежным, нет. Но и боли не причинял… И заставлял ощущать себя практически счастливой… Контраст силен настолько, что больно в груди.

Я смотрю на него, такого холодного, такого черного зверя, и думаю, что ошиблась в своем определении, данном недавно, но, кажется, в другой вселенной, в другой жизни, когда рассматривала их троих, Ара, Каза и Хазарова, сидящих у бассейна.

Тогда я, помнится, сравнивала Хазарова с тигром… Ленивым, вальяжным, полностью уверенным в себе и своей силе. В том, что ему все позволено. В любой момент… Интересно, тогда началась моя болезнь? Наверно…

Он же в тот момент повернулся и посмотрел… И я замерла, как дура… Да, определенно тогда. В хищниках есть очарование. Вот я и очаровалсь. И послушно подчинилась, сама пошла в расставленные лапы, забыв про то, что на них когти…

Сейчас Хазаров меньше всего похож на тигра.

Сейчас он — удав. Холодный, расчетливый, безэмоциональный… И я в его кольцах… Боже, как же я так? Как я вообще умудрилась-то?

— Знаешь, — неожиданно говорит Хазаров, и струна между нами провисает, так и не лопнув, — а ведь я… Я почти… Удачно, ничего не скажешь… — Он тянется опять к сигаретам, закуривает, выдыхает дым, смотрит на меня сквозь него, чуть прищурившись, словно неведомую зверюшку изучает, прикидывая, как она будет смотреться на его каминной полке. В качестве чучела, например, — Шишок — хитрая тварь… Удачно все обставил. О том, что мне интересны карьеры, не знал никто… Как я думал. Но этот момент я еще выясню. Но я был готов. А вот к тому, что он на опережение сыграет… Никогда ему на это ума не хватало. Значит, кто-то за ним? Да? Москва? Тот парнишка, с открытия? Что от тебя надо было? Чтоб ускорилась? Отвлекла? Вероятно… А я голову сломал, гадая, что такое случилось… То прыгала, в глаза не смотрела, шарахалась… А тут сама ноги раздвинула…

Я молчу, изучаю его, удивляясь себе, идиотке. Особо в его монолог не вслушиваюсь, понятно же, что эта великая битва, она же — передел сфер влияния, явно пошла как-то не так. Хазаров победил, да. Это очевидно. Но что ему в итоге наговорил Шишкин? И, самое интересное, почему поверил? Какие-то доказательства? Какие? Это же смешно…

— И появилась вовремя… — продолжает Хазаров, покуривая и внешне выглядя спокойным, расслабленным даже. Вот только взгляд черный не позволяет обмануться… — А я же чувствовал! Ну не может все так вовремя быть! И сын… Давно знали, да? Ждали? И тема с фотками… Чтоб шевелиться начал? Прыгать? Ну, чего молчишь? Хочешь, чтоб по-другому спросил?

Он внезапно резко подается ко мне и дергает за ногу к себе!

Не могу удержать вскрик, падаю на спину, нелепо выставив вперед руки, и оказываюсь под ним.

Застываю, глядя в черные, жестокие глаза. Хазаров тяжелый, словно каменная плита. Могильная. На грудь давит.

Упираюсь в плечи, в бессильной попытке выбраться. Хазаров легко преодолевает мое сопротивление, перехватывает запястья, сжимает до боли и синяков, припечатывает над головой к матрасу. И смотрит. Страшно смотрит, так же каменно, как и держит. И в глазах его приговор.

Молчу, слыша, как бешено, больно стучит сердце в груди. Мое? Его?

Глава 58

— Тварь… — выдыхает Хазаров мне в губы, — какая тварь… Ядовитая. Я же тебя убью сейчас, слышишь? — он встряхивает мои ладони, жмет сильнее, мне больно, но не покажу ни за что! Только губу до крови кусаю внутри, чувствую металлический привкус, стук сердца уже в голове, кажется. Он меня убьет. Просто убьет. Он уверен, что я… И его не переубедить! Любые мои попытки будут казаться смешными и только еще больше спровоцируют. Потому я делаю единственное, что возможно в такой ситуации. То, что мне диктует инстинкт самосохранения. Молчу. И взгляда не отвожу. Хазаров дышит тяжело, глаза становятся совсем безумными, и это страшно. Да, до ужаса, сковывающего сознание. И хочется рваться из его рук, отталкивать, до истерики хочется, так пугает! Но ничего не делаю, потому что… Бессмысленно… Он не отпустит. Просто не отпустит… — Говори… — низкое рычание, полностью парализующее и без того агонизирующее сознание, — говори, дрянь! Признайся… И я… Забуду… Слышишь?

В этот момент он ощутимо толкается в меня бедрами, даже через покрывало давая понять, что имеет в виду. И мне противоестественно горячо. Так бывает, наверно, когда удав сильнее стискивает, но еще не до смерти. Тесно, тяжело и кажется, что если дать слабину, то выпустит… Но это все иллюзия…

— Я тебя оставлю себе, — продолжает Хазаров, — а с ними… Я с ними разберусь. Уже разобрался. Они больше тебя не достанут. Сколько ты стоишь? А? Я дам больше.

Я не успеваю сказать ему ничего, не успеваю возмутиться самой постановкой вопроса и предложения, Хазаров накрывает мои губы своими, не целует, заставляет, принуждает отвечать! Грубо и злобно, показывая свою власть и силу. Бессмысленно дергаться, бесполезно пытаться остановить…

Это так жутко, так унизительно… И