На туманном Альбионе - Геннадий Марченко

Охренеть, вот так представишь – и крыша ехать начинает. Жил себе поживал старенький музыкант, пока током его не шибануло и не кинуло в прошлое. Да и, попав в тело пятнадцатилетнего подростка, разве мог я мечтать о таких вершинах? Причём не только в музыке, но и в футболе? Вот и получается – ум старика и молодое тело дополняют друг друга.

Так, а что у нас дальше-то с музыкальным материалом? Может, хватит метаний из стороны в сторону? А то тащим всё, что плохо лежит, как забравшийся в ларёк воришка. Можно, конечно, прикинуться группой Queen, мол, мы и так могём, и этак… Правда, вокальные данные у нас малость поскромнее. Так что по уму надо бы сосредоточиться на каком-то одном направлении.

Например, назвать следующий альбом (What’s the Story) Morning Glory?. Первый альбом группы Oasis под названием Definitely Maybe мне как-то не очень глянулся, а вот следующий – (What’s the Story) Morning Glory? – самое то. Его я слушал раз сто, и уж мелодию каждой песни помню досконально, а в некоторых вещах и тексты, благо к тому времени я уже сносно знал английский. Творчество Ноэля и Лиама Галлахеров подняло волну брит-попа (или всё же альтернативного рока?) в начале 1990-х, но можно и лет на двадцать пять пораньше это сделать, в целом стиль похож на некоторые композиции тех же The Beatles. Понятно, что в связи с временными рамками что-то придётся в текстах подправить, но это по большому счёту мелочи.

Ладно, с этим разберёмся, не стоит частить с альбомами, а то люди не успевают один распробовать, а ты им уже следующий подсовываешь. А вот чашечку крепкого чая с имбирём можно выпить, думал я, ставя на плиту чайник.

Уж чего-чего, а умения делать качественный чай у англичан не отнять. Ну, или умения привозить его из своих заграничных колоний. У СССР таких колоний нет и не было, вот и приходится советским гражданам употреблять труху вроде «Грузинского» или «Краснодарского». Хотя сейчас у бриттов тоже вроде колоний нет, значит, везут по старинке, из проверенных мест, только теперь, похоже, приходится закупать, хотя наверняка с большой скидкой. Либо у них свои плантации, купленные ещё дедами и прадедами, так сказать, семейный бизнес по наследству.

Как бы там ни было, а я уже привык покупать чай раз в неделю в уютной лавке под названием Aldridge tea, расположенной в тихом закоулке недалеко от моего дома. В этом райончике словно попадаешь действительно в старую добрую Англию, какой я её себе представлял. Продавцом и одновременно хозяином лавки был абсолютно седой и довольно милый старик с блестящей проплешиной на голове и переходящими в бакенбарды пышными усами. Звали его Джонатан Хью Олдридж. Понятно, что название заведения напрямую перекликалось с фамилией его владельца.

В Aldridge tea редко можно было увидеть более одного посетителя, тем не менее заведение не собиралось разоряться. Как объяснил мне Олдридж, многие его клиенты предпочитали делать предварительные или срочные заказы, а мальчишка-рассыльный носился по Лондону на велосипеде с упаковками чая для заказчиков. Пару раз я его видел – довольно шустрый малый лет пятнадцати.

В углу лавки находились небольшой столик и очень удобное кресло. Здесь можно было в спокойно обстановке сесть и предаться дегустации терпкого напитка, закусывая его неизменными овсяными печеньями. Причём бесплатными и такими вкусными, что трудно удержаться, чтобы не схомячить пяток, а то и больше печенюшек.

Я не был исключением, тем более что на столике всегда лежала стопка свежих газет, с содержанием которых я тут же под чай с печеньями и знакомился. Или трепался с хозяином заведения. Тот любил ненавязчиво присесть рядом и поговорить за жизнь.

Во время одной из таких бесед рукав его кофты задрался, и я разглядел на его запястье татуировку в форме якоря. Тут же сделал вывод, что старик в прошлом был моряком.

– Ты прав, сынок, – подтвердил Олдридж мои выводы, поймав мой взгляд. – Во Вторую мировую я водил арктические конвои с шотландской базы Loch Ewe в Архангельск, был штурманом на крейсере «Шеффилд».

Как рассказал хозяин лавки, эта чайная лавка изначально принадлежала деду, а после и отцу Джонатана, и все они надеялись, что Олдридж-младший вольётся в семейный бизнес. Но тот предпочёл стезю моряка. Ещё до войны он несколько раз пересекал экватор, а когда началась Вторая мировая, ему уже было за сорок, и он пошёл штурманом на судно арктического конвоя. Не раз их конвой попадал в передряги, нередко «Шеффилд» до порта назначения доходил с пробоинами в корпусе, но от затопления Бог миловал. В Архангельске Джонатан выучил несколько крепких словечек на русском, успел влюбиться в машинистку портового крана по имени Маша, искал её после войны, но оказалось, что она вышла замуж и уехала в Казахстан.

В итоге, закончив свою флотскую одиссею, он всё же сменил почившего отца за прилавком чайной лавки. Мать ушла из жизни ещё раньше. Женой Олдридж так и не обзавёлся, поэтому чайный бизнес, как он говорил, придётся завещать двоюродному племяннику, который вообще живёт в Ковентри и работает офисным клерком.

– Вот я и думаю, продаст он нашу лавку, – вздыхал старик, – и наступит тогда конец семейному бизнесу Олдриджей. Я-то уже свыкся с Aldridge Tea, жаль, если связи с поставщиками и отношения с клиентами, отлаженные годами, пойдут прахом. У меня и пара комнатушек здесь, этажом выше, остались от родителей, у которых я был единственным сыном. Это не только лавка, но и мой дом… – Олдридж подлил себе и мне свежего чаю, пододвинул вазочку с печеньем и продолжил делиться наболевшим: – И ещё что обидно – наше правительство делает вид, будто нас, ветеранов Второй мировой, вовсе не существует. Честно скажу, я завидую вашим ветеранам, знаю, как их чествуют, какое в Советском Союзе к ним уважение. Наши же правители о нас просто забыли…

Рассказы его разнообразием не отличались, но мне почему-то нравилось слушать его монотонную, успокаивающую речь. Поэтому я, если выдавалась свободная минутка, сидел, дегустировал чай и слушал Олдриджа, и под его размеренное, гипнотическое бормотание не хотелось ни о чём думать. Как мало, однако, нужно человеку для счастья.

Какое же это свинство – играть 1 января! Идиотская традиция английской лиги и её боссов, без всякого уважения относящихся к празднующемуся на 1/6 части суши празднику. Так что в чём-то я понимал Валеру, который в ночь с 31-го на 1-е, будучи у меня в гостях, залудил стакан водки, закусив его сваренными пельменями со сметаной и маринованным огурчиком.

Где мы взяли водку и закуску? При желании в Лондоне можно найти практически всё, что угодно. Даже основанный русскими эмигрантами магазинчик, где торгуют и водкой, и замороженными пельменями, и маринованными огурцами со сметаной. Причём посетителей хватает – оказывается, не только мы с Ворониным любители русской кухни. Жаль, раньше не знал о его существовании, иначе не преминул бы прикупить кое-что из предлагаемого ассортимента.

Что касается появления Воронина у меня в гостях, то, по идее, он мог бы встретить Новый год и дома. Ему, как и мне, выделили однокомнатную квартиру, только в районе Чизик: хоть и не центр Лондона, но и не окраина. Учитывая, что завтра предстоит игра и вся команда, ударно отметив несколькими днями ранее Рождество, сейчас отсыпалась перед матчем, Воронин не находил себе места. В итоге позвонил мне утром 31 декабря и предложил встретить праздник хотя бы вдвоём. Я был не против, но предупредил, что лягу спать не позднее часу ночи, потому как в 8 утра мы всей командой на поезде отправляемся в Блэкпул, где нам завтра в 18 часов по Гринвичу предстояло выйти на поле. Размерами Англия в три раза меньше Японии, по идее, её за сутки можно объехать на автомобиле, так что вот такие утренние вояжи на вечерние игры не считались какой-то редкостью. Правда, обычно путешествовали на клубном автобусе, но в этот раз по указанию сверху присоединились к акции в поддержку английских железных дорог и решили доехать до места назначения поездом, благо на команду выделили отдельный комфортабельный вагон.