Крестовые походы. Священные войны Средневековья - Джеймс Брандедж

Между победителями и пленными тотчас начался торг относительно суммы выкупа за Людовика Святого и его армию.

[328]

Советники султана вели разговор с королем так же неторопливо и осторожно, как с нами, желая выяснить, пообещает ли он передать им какой-либо из замков храмовников, или госпитальеров, или из числа принадлежащих баронам. По воле Божьей король дал такой же ответ, как и мы. Выслушав его, сарацины стали угрожать, сказав, что, если он не уступит их желаниям, они его подвергнут пытке.

Это самая жестокая пытка, которую может выдержать человек. Этот пыточный инструмент состоит из двух пластичных кусков дерева с зубцами по краям. Они входят друг в друга, а с обоих концов связаны полосами бычьей кожи. Когда сарацины обрекают кого-нибудь на такую пытку, они кладут его на бок и просовывают его ноги между зубцами. Затем кто-то садится на барнакль, в результате чего лишь немногие кости остаются целыми. Чтобы усилить страдания, по завершении трех дней, когда ноги распухают, они снова засовывают опухшие конечности в барнакль и доламывают кости. В ответ на эти угрозы король ответил, что он их пленник и они могут делать с ним все, что им угодно.

Когда сарацины увидели, что угрозами от нашего доброго короля ничего не добиться, они вернулись к нему и спросили, сколько денег он готов уплатить султану и, кроме того, сдаст ли он Дамьетту. Король ответил, что, если султан готов принять разумную сумму, он может послать за ней и посоветует королеве уплатить выкуп. «Как это так, – спросили они, – что вы не можете точно сказать нам, сделаете ли вы это или нет?» Король объяснил, что не знает, согласится ли королева или нет, потому что она сама отвечает за свои действия. Советники ушли посовещаться с султаном и, вернувшись, сказали королю, что если королева готова уплатить миллион золотых безантов – что равняется пятистам тысячам ливров в наших деньгах, – то их государь отпустит его на свободу. Тогда король попросил их поклясться, что если королева согласится выплатить такую сумму, то султан действительно отпустит и его, и всех остальных. Советники, поговорив с султаном, снова вернулись и от имени султана торжественно поклялись, что на этих условиях их государь отпустит его. Когда эмир дал ему свое клятвенное заверение, король, в свою очередь, заверил его, что охотно уплатит пятьсот тысяч ливров за освобождение своих людей, а в виде выкупа за себя самого отдаст Дамьетту, поскольку человеку столь высокого положения, как он, не подобает покупать себе свободу за деньги. Когда все это было передано султану, он воскликнул: «О Аллах! Этот француз – очень благородный человек и не стал торговаться из-за такой огромной суммы! Так что идите и скажите ему, что я делаю ему подарок в размере ста тысяч ливров выкупа».

Султан приказал знатным вельможам, бывшим среди нас, подняться на борт четырех галер и двигаться к Дамьетте. На судах вместе со мной были благородные граф Пьер де Бретань, граф Гийом Фландрский, добрый граф Жан де Суассон, мессир Эмбер де Божо, верховный коннетабль Франции, смелый рыцарь Бодуэн д’Ибелин и его брат.

Те, кто доставил нас на корабли, заставили наши суда встать перед лагерем, который султан разбил на берегу реки. Я объясню, как он устроен. Прямо перед ним стояла вышка из еловых стволов, полностью затянутая крашеным полотном, которая служит главным входом в лагерь. За ней – шатер, где эмиры оставляют свои сабли и другое оружие, когда идут говорить с султаном. Сразу же за ним – другая вышка, точно такая же, как первая. Она дает доступ в огромный шатер, который служит своего рода приемной султана. Рядом стоит еще одна вышка, похожая на остальные, что ведет в личные помещения султана.

К ним примыкает двор, где в середине стоит вышка, размерами своими превосходящая все прочие, на которую султан поднимается, когда хочет осмотреть местность вокруг лагеря или увидеть, что в нем делается. От двора спускается проход к реке, где над водой раскинут большой навес для султана, здесь для него устроена купальня. Все это расположение окружено бревенчатой стеной, с внешней стороны затянутой синим полотном – точно таким же, что пошло и на вышки, – так что оттуда невозможно увидеть, что происходит внутри.

К месту, где был разбит лагерь, мы подошли в четверг, как раз за неделю до дня Вознесения Господня. Четыре галеры, на которых все мы находились в заключении, встали на якорь перед жилищем султана; короля доставили в соседний шатер. Султан потребовал, чтобы Дамьетта была передана ему в субботу перед днем Вознесения, – и в тот же день он освободит короля.

[Возникли новые трудности, когда сам султан был убит эмирами. Но затем участвовавшие в заговоре эмиры подтвердили условия соглашения с Людовиком Святым, и начались приготовления к выплате выкупа и освобождению пленных.]

Когда договор между королем и эмирами был заключен и подтвержден клятвенными обетами, было условлено, что сарацины освободят нас сразу же после дня Вознесения Господня, и, как только Дамьетта перейдет к эмирам, они освободят короля и всех высоких особ при нем. В четверг вечером для тех, кто находился под стражей на наших четырех галерах, стоящих посредине реки, выше моста к Дамьетте, поставили шатер у моста, рядом с тем местом, где король сошел на берег.

На восходе Жоффруа де Саржине отправился в город, чтобы передать Дамьетту эмирам. На всех башнях взвились флаги султана. Сарацинские воины заполнили город и начали пить вино, так что вскоре все были пьяны. Один из них поднялся на нашу галеру и, обнажив саблю, покрытую пятнами крови, сообщил, что он лично убил шестерых наших людей.

До того как Дамьетта была сдана, на наши суда прибыла королева со всеми своими приближенными, которые были в городе, – за исключением больных. Сарацины были связаны клятвой обеспечить им безопасность, но они их всех перебили.

Машины короля, которые они также обязались сохранить, были разбиты на куски. Что же до солонины, которую они должны были сохранить для нас, вся она была уничтожена, поскольку сарацины не едят свинины. Остатки машин сарацины сложили в одну кучу, солонину – в другую, трупы свалили в третью и все это подожгли. Огромное пламя горело всю пятницу, субботу и воскресенье.

Король и все мы должны были получить свободу на рассвете, но сарацины держали нас до самого заката. Все это время у нас не было еды; не показывались и эмиры, которые все это время спорили друг с другом.

Но Господь, который не забывает преданных Ему, сделал так, что к закату солнца все же было принято решение освободить нас. Так что нас привели обратно, и наши четыре галеры пристали к берегу. Мы потребовали, чтобы нам разрешили идти, но сарацины сказали, что не отпустят нас, пока мы не поедим: «Наши эмиры будут пристыжены, если вы покинете тюрьму голодными».

Так что нам принесли еду, и мы поели. Еда, которую они дали нам, состояла из сырных лепешек, высушенных на солнце, чтобы в них не завелись насекомые, и из крутых яиц, сваренных три или четыре дня назад, скорлупа которых в нашу честь была окрашена в разные цвета.