Кодекс экстремала - Андрей Дышев

«Вот ты и по горло в дерьме, Кирюша, – сказал я себе. – Причем без лопаты».

Снова заскрипели ступени лестницы. Мы все как по команде подняли головы вверх. В холл спускались Роза в каком-то вульгарном малиновом пеньюаре и Самуил – в спортивном костюме. Мне показалось, что глаза Розы заплаканы, а щеки Самуила неправдоподобно черны от щетины, словно он нарочно вымазал лицо в саже.

– Присядьте, – сказала им новоявленная Татьяна Юрьевна. Похоже, что теперь она командовала парадом. – У вас есть вопросы к моим сотрудникам? – обратилась она к Игорю Игоревичу.

– Лично мне все ясно, – не поднимая головы, ответил милиционер.

– У меня вопрос, – неожиданно для меня проявил признаки жизни Кныш. – Скажите, – обратился он к Розе, – что в этом доме делал этот человек? – И он кивнул в мою сторону.

– Этот человек? – рассеянно переспросила Роза, оглядывая всех присутствующих и теребя края пеньюара на груди. – Он представился братом Татьяны Юрьевны, но мы все понимали, что он обманывает.

– А как вы думаете, для чего он вас обманывал?

Роза пожала плечами.

– Думаю, что он хотел что-нибудь украсть.

– И потому напился, как мне сказали, до бесчувственного состояния?

Роза усмехнулась.

– Насчет бесчувственного состояния, конечно, сильно преувеличили. Вечером он беспардонно влез через окно в мою комнату, и я не могу сказать, что этот гражданин был сильно пьян. Точнее, он вообще был трезв.

Лучше бы Кныш ничего не спрашивал!

– Он притворялся пьяным, – устало сказала Татьяна Юрьевна. – Дешевый трюк: все думают, что человек невменяем, а тот тем временем чистит карманы и шкафы.

– Вы обнаружили пропажу каких-либо вещей?

– Я еще не проверяла свои вещи.

– Где его сообщник?

Татьяна Юрьевна кивнула Самуилу. Тот нырнул под лестницу, клацнул замком, и в холл вышел Леша. Я не смог сдержать улыбки: на лице моего друга не осталось и следа от недавних побоев. Везет же некоторым! Все зажило за несколько часов, как в сказке!

– Что касается этого гражданина, – сказала Татьяна Юрьевна, показывая кончиком сигареты на Лешу, – то могу сказать, что он в отличие от своего коллеги вел себя не агрессивно и, насколько я поняла, представился своим собственным именем. Лично я не вижу в его поступках какого-либо криминала.

– Разберемся, – многообещающе ответил Игорь Игоревич и перевел сонные глаза на меня и Лешу. – В машину, оба!

– Его-то за что? – спросил я, поднимаясь с кресла. – Сказали же ясно: криминала нет.

Леша густо покраснел. Игорь Игоревич неожиданно зло рявкнул:

– Молчать!

Татьяна Юрьевна кивнула мне напоследок и певуче произнесла:

– Чао, братишка!

«Может быть, это вовсе не она была в подъезде Лепетихи?» – подумал я, выходя из холла на веранду.

Если начал сомневаться – дело труба.

«Нет-нет! – поспешил исправиться я. – Не может быть! Ошибка исключена. У меня отличная зрительная память. И номер телефона – самая веская улика. Лепетиха сказал мне: начинается на «девяносто». В памяти определителя другого такого телефона не было. Значит, кем бы ни была эта женщина – Эльвирой или Татьяной, с ее офисного телефона кто-то звонил Лепетихе и заказывал убить меня. И это есть истина…»

С такими мыслями я вышел из особняка, с наслаждением вдыхая свежий утренний воздух. Кныш на секунду поравнялся со мной и едва слышно произнес:

– Ну и дурак же ты, батенька.

Я с чистым сердцем пожал ему руку.

Нас с Лешей посадили рядом на заднее сиденье, и я не преминул посмаковать ситуацию.

– Слушай, дружище, а тебя били намного аккуратнее, чем меня!

– Да ну, перестань, – стушевавшись, ответил Леша и тронул себя за скулы. – Все болит.

– Нет-нет, расскажи, как ты сумел так быстро залечить раны?

– Разговорчики! – не оборачиваясь, проворчал с переднего сиденья Игорь Игоревич.

– Гарик, что будешь докладывать? – через минуту спросил Кныш.

Тот не сразу ответил, повернулся, посмотрел в лицо Кныша, потом тронул сержанта за плечо.

– Останови-ка, браток, на минутку.

Кныш и Игорь Игоревич вышли из машины. Я не слышал, о чем они разговаривали. Леша толкнул меня в бок.

– Ты что, не веришь мне?

– Бог с тобой, старичок! Да как самому себе!

Леша внимательно рассматривал мои глаза, словно хотел узнать о моих сокровенных мыслях.

– Понимаешь, – медленно произнес он, – я хотел эту Эльвиру трахнуть между делом.

– Да какой разговор, дружище! Я тебя понимаю. Отпуск, длительное воздержание, отличная кормежка…

– Нет, ты мне не веришь.

Милиционеры вернулись в машину.

– Поехали! – сказал Игорь Игоревич.

Я понял, что они говорили о нашей судьбе. Если действовать по закону, то, конечно, за этот проклятый «ТТ» меня следовало задержать и привезти в отделение. Но если посмотреть с другой стороны, никто этот «ТТ» у меня не видел и даже в случае обыска никогда не найдет – спрятан более чем надежно. От своих слов я могу отказаться. Какой пистолет? Да бог с вами! Никогда в руках не держал и на что нажимать – не знаю! Выдал себя за брата этой женщины? И здесь криминал не ахти какой. Частный детектив, запутался в собственных домыслах: хотел как лучше, а получилось как всегда. Единственная серьезная зацепка – убийство Лепетихи. В этом деле я свидетель номер один. Почему сразу не доложил в милицию, когда обнаружил труп? На каком основании заходил в квартиру убитого? Только за это мне уже могут надавать по шее.

Машина выехала на асфальт, и через несколько минут водитель аккуратно объехал труп собаки. Я проводил его взглядом. Сейчас события минувшей ночи казались сном. Но то, что меня ожидало впереди, вообще представлялось плодом больного воображения.

На кругу перед алуштинским автовокзалом машина остановилась, Игорь Игоревич вышел наружу и молча пожал Кнышу руку.

– Довезешь их до Судака и сразу назад. А мне дочь из школы забирать надо, – сказал он сержанту и захлопнул дверь.

Я очень кстати вспомнил о школе. Сегодня первое сентября – начало занятий.

– Фу-ты ну-ты! Володя, а интересная у нас была ночка, да?

Кныш не ответил мне, демонстративно отвернулся и с деланым интересом стал смотреть в окно.

– Да чего ты такой безрадостный? – спросил я его, хлопая по плечу. – Отделались легким испугом. Так ведь?

– Мне твои легкие испуги, – сквозь зубы ответил Кныш, – слишком дорого обходятся. Учти, в последний раз я вытаскиваю тебя из дерьма.